Потом, накинув поводья на ограду, ушла внутрь.
— У меня от неё мурашки, — призналась Гиацинта.
— Если гвардейцы фальшивые, — генерал попытался хоть немного отодвинуть её от себя, чтобы свободно вздохнуть, — то это очень нагло. Если настоящие — то у вас огромные проблемы.
Вернулась Эухения, молча протянула Гиацинте крестьянское платье и снова ушла.
Через открытое окно Трапп услышал, как она гремит на кухне посудой, очевидно собирая им припасы в дорогу.
Горгулья душераздирающе вздохнула и отлепилась от Траппа.
— Прощайте, красивые платья, — сказала она мрачно. — Здравствуй, тряпье.
— Помочь вам с корсетом? — спросил Трапп.
Она вздрогнула и затравленно оглянулась в ту сторону, где лежали её мертвые горничные.
Ужас и страдание на секунду проступили на её лице, потом гематома молча кивнула.
— Вам придется мне помочь. И мне нужно будет подняться к себе…
— Никаких драгоценностей вы с собой не возьмете, — напомнил он. — Может, только какой-нибудь скромный жемчуг для Эухении.
— У меня нет скромного жемчуга.
— Значит, вы все оставите здесь, Гиацинта.
— Лучше бы вы меня убили! — простонала она.
— О, желающих и без меня предостаточно.
Они покинули замок в легких сумерках. Эухения дремала в седле неизвестного убийцы, незнакомая в простеньком цветастом платье Гиацинта была задумчива и печальна. Вместо пышной прически и шляпки на её голове был обычный платок, а утратившие кольца и перчатки ладони казались совсем крошечными.
— Несколько дней мы проживем в соседней деревне, — сказал Трапп, — пока не будет готова наша карета. Я грум, вы моя жена, горничная.
— Отвратительно.
— Я буду называть вас Бэсси.