Пэгги и Аврора лежали в холле, головами друг к другу.
На Авроре было одно из пышных платьев Гиацинты.
— О, господи, — задыхаясь от бега, горгона вылетела во двор.
Он услышал звуки рвоты.
Глядя на тонкие струйки крови, стекающие по камню, Трапп отстраненно считал количество сегодняшних могил. Бывают же такие дни.
— Поздравляю, — сказал он, выходя к Гиацинте, — теперь вы официально мертвы. Добро пожаловать в небытие.
— Это я виновата, да? — испуганно спросила она. Пошатываясь, она добрела до колодца и опрокинула на себя ведро воды. Хрипло закашлялась.
— Они бы убили её в любом случае, — ответил Трапп, подходя ближе. Он с силой притянул окаменевшую Гиацинту к себе, с наслаждением ощущая ледяную влагу колодезной воды, стекавшую с неё. Послеобеденный зной туманил рассудок. — Они убили и Пэгги тоже, хотя в этом не было никакой нужды.
— Я не останусь в этом замке.
— Никто не останется.
Гиацинта вцепилась в его рубашку мертвой хваткой, прижалась всем своим сильным, мокрым телом. Он даже ощутил, как впиваются ему в грудь пластинки её корсета.
— Никогда в жизни, — объявила она с истерическим смешком, — меня не пытались убить дважды за день.
— Трижды, если считать больного волка.
— Еще и волк! Господи. Вы сказали, что в замке безопасно! Что у нас есть еще несколько дней!
— Я ошибся. Через несколько дней пришли бы за мной — откуда мне было знать, что сегодня придут — за вами. Паломники, буквально, тянутся друг за другом. Что интересно — заказчиков как минимум двое, уж больно разные у них исполнители. Тайный убийца с рисунком в кармане и вполне явные гвардейцы, которые не знают вас в лицо. Какая интересная у вас жизнь, Гиацинта.
Скрипнула калитка. Горгона подпрыгнула в его объятиях и обернулась.
Древняя, как иссохшее дерево, Эухения вошла во двор. Под узды она вела неброскую, но явно очень выносливую лошадку, чьи копыта были обвязаны тряпками.
— В соседней роще была, — проскрипела она, не удивившись мокрым и обнимающимся господам, — в седельных сумках только вода и хлеб. У нас были гости?
— Мы покидаем замок, — объявил Трапп.
Старуха пожевала губами, глядя на него безразличными выцветшими глазами.