— Скоро я её сменю. Но она может так просидеть трое суток кряду.
— Откуда вы знаете?
— Однажды мы с Эухенией это проверили — кто дольше может просидеть неподвижно без всякого сна. Она меня почти победила.
— Трое суток? — изумилась горгона. — Серьезно? Вы трое суток сидели неподвижно друг перед другом? Такие у вас были развлечения?
— Мы провели вместе десять лет, — напомнил Трапп, — чем, вы думаете, мы все это время занимались?
— Я очень стараюсь об этом вообще не думать, — пробормотала она.
— Между прочим, — торжественно и громко заявил Трапп, — Эухения, чтобы её черти слопали, лучшая женщина в моей жизни.
Неподвижная фигура возле огня подняла руку, словно приветствуя эти слова.
— Так что там с Джереми? — вернулся к прежней теме генерал.
— Джереми был младшим сыном мамочки Джейн. Ему было три года. Сладкий, ласковый малыш, который повсюду ходил за мной по пятам, цепляясь за мою юбку. Я играла с ним, как с куклой. А потом Джейн умерла, а её муж всё это время терпел меня только из любви к своей сумасшедшей жене. Он-то был нормальным, он-то понимал, что я всего лишь случайный ребенок с улицы. Поэтому сразу после похорон меня решили отправить в сиротский приют. Тогда я украла столовое серебро и Джереми, и рванула на поиски своей труппы.
— Вы — что? — поразился Трапп.
— Да ладно вам. Несколько жалких ложек.
— Вы украли ребенка?
— Я сама была ребенком!
Трапп замолчал, пытаясь представить себе одиннадцатилетнюю горгону, которая рыскает по стране в поисках труппы бродячих артистов с четырехлетним ребенком на руках и со столовым серебром в карманах.
— Объясните мне толком, зачем вы утащили Джереми?
— Просто утащила. Он нравился мне. Такой голубоглазый ангелочек с белокурыми кудряшками. Чудо! К тому же, чисто теоретически, мамочка Джейн тоже просто умыкнула меня с улицы.
— Господи, я с ума с вами сойду.
— Я примерно знала график нашей труппы и довольно быстро нашла их на юге, где мы обычно проводили зимы. С появлением Джереми доходы даже выросли — он так сладко пел и хлопал своими огромными глазами. Так мы прожили четыре года. Это было действительно хорошо. Но потом я поступила на службу к своей старой даме, а Джереми посадила в дилижанс и отправила к отцу. Он почти не помнил свой дом, бедняга. Что была за сцена! Я плакала, Джереми плакал. Наверное, это был последний раз, когда я по-настоящему плакала.
— Да вы едва не утопили меня в слезах несколько дней назад! — возмутился Трапп.