— Да не надо кого-нибудь, — Саша слепо вцепилась в его руку, не позволяя сбежать.
Он снял с нее парик, дернул за усы, отклеивая их, погладил по голове.
— Ты подумай сама, девонька, между вами ведь пропасть. Он же по годам мне ровесник, Саша! Не противно тебе? Ты на оболочку-то не смотри, ты внутрь глянь! Внутри-то, Саша, старик.
— Ничего и не старик, — тут она села, утирая слезы, притихая, и на нее немедленно напала икота. — Вы не понимаете просто… просто… я все равно…
— Все равно ей, — дед покачал головой. — Представляешь, что отец твой скажет?
— А вы отец отца моего! Усмирите его!
— Вот тебя легко ли усмирить? И Сашка такой же! Все мы одной бешеной породы.
— Ну тогда я с папой сама справлюсь. Вы, главное, не мешайте!
Он вздохнул: тяжело, устало, расстроенно.
— Ну вы же сами меня ему предлагали, — напомнила Саша, — теперь-то что?
— А теперь мне жалко тебя, блаженную. Ведь не пуговицы берешь, мужа! А ну как всю жизнь себе изломаешь?
— Ну, тогда вы найдете способ избавить Александру Александровну от обузы ее, — вдруг раздался голос Михаила Алексеевича. Саша взвизгнула, вообразив себе, какое удручающее зрелище собой представляет — опухшая, зареванная, икающая, — и закрыла лицо руками.
— И найду, — угрожающе произнес дед.
— Я принес вам воды, — кажется, Михаил Алексеевич приблизился к дивану. Они в одной из малых гостиных, сообразила Саша. Звуки музыки здесь были громче, надрывались скрипки. — Пейте маленькими глотками.
— Не буду, — отказалась она, — мне и без того хорошо.
— Лекарь прав, — задумчиво проговорил дед, приободрившись, — если твое замужество выйдет несчастливым, то я запросто оставлю тебя вдовой, Саша.
— Господи, — она раздраженно фыркнула, вспомнила, что Михаил Алексеевич видел ее в куда более ужасающем состоянии и даже шил изнутри, отняла руки от лица и взяла стакан. Зубы стукнули о стекло. — Сил моих с вами нету! Угрозы да угрозы! Михаил Алексеевич вовсе на нас не похож! Он под кнут шагнул добровольно, хоть ведь мог защититься, объясниться… нет, нет! А вы — всё принуждением да злобой решить хотите.
— Ну здрасьте, — обиделся дед, — уже и Лядовы не по душе тебе, Саша? Чего теперь тебе надобно, девка?
— Вот его и надобно, — она ткнула палец в неподвижного Михаила Алексеевича, собранного, вернувшего свое хладнокровие, — вместе с детьми его, и сельской лечебницей, и…
Тут он изумленно глянул на нее, и Саша вспомнила, что ведь не обсуждали они это. Она сама догадалась в тот день, когда к деревенскому старосте ходили, — уж больно увлеченно Михаил Алексеевич с крестьянами возился.