Утром я долго лежала и смотрела в потолок. Мысли в голове ползли вяло, как мухи по оконному стеклу. Я не могла не думать об Анри. О Филе, который оказался где-то далеко. О Пьере, который предпочел обманывать меня, прикрываясь маской друга. Кто следующий? Кто следующий меня оставит? Но нужно было найти в себе силы жить дальше. Это было нелегко — и необходимо. Я не сломаюсь. Не имею права. Не для того пережила эти страшные, невыносимые дни, чтобы сдаться сейчас.
Заставила себя встать. Позвала служанок, и они тут же захлопотали вокруг, спрашивая, какое платье предпочту надеть, какую хочу прическу. А мне было все равно. Настолько, что сама себе поражалась. Взглянула в зеркало — в нем отразилась незнакомая девушка в платье цвета зеленого яблока, с подобранными русыми локонами. В ней не было ничего общего с Полиной Лерьер. Она даже выглядела старше. Я улыбнулась — и девушка улыбнулась в ответ.
— Матушка спустится к завтраку? — спросила служанок.
— Баронесса уехала рано утром, — ответила одна из них.
Куда же? Разве мне кто-то докладывал? Мать никогда не посвящала меня в нюансы личной жизни. Сказать, что сильно расстроилась? Конечно нет. Скорее испытала нечто вроде облегчения. Приказала накрывать завтрак в малой столовой, а голова была занята разительными переменами, которые случились со мной всего за несколько дней. Наверное, так и бывает, когда рушатся иллюзии. Болезненно, неотвратимо, но иногда необходимо.
За завтраком ела мало. Пробовала то одно, то другое блюдо в надежде, что проснется аппетит, но еда казалась похожей на безвкусную тянучку. Вдруг у двери возникло какое-то оживление.
— Мадемуазель Лерьер, — появился на пороге слуга, — герцог Дареаль просит вас принять его незамедлительно.
Герцог Дареаль? Первой реакцией был ужас. Но потом с удивлением осознала, что испугалась будто по привычке. А на самом деле было все равно. Что теперь может герцог? Он и так отнял у меня все на свете.
— Передайте, что я буду рада, если его светлость присоединится ко мне за завтраком, — ответила я.
— Но ваша матушка… — пробормотал было слуга, — будет недовольна.
Конечно, неприлично юной девушке наедине беседовать с мужчиной. Но дом полон слуг, а герцог казался мне благороднее некоторых судейских, хоть я и ненавидела его.
— Просите! И пусть на стол поставят еще один прибор.
Кажется, я схожу с ума. Как иначе объяснить, что не трепещу перед герцогом? Что принимаю его без позволения матери? В конце концов, если сейчас он захочет меня арестовать, никто не сумеет ему помешать. А следом за слугой уже появился мой недавний кошмар. Такой же, каким я запомнила его на суде: черный, как ворон, немного утомленный, но взгляд цепкий и собранный.
— Добрый день, мадемуазель Лерьер, — поклонился он.
— Здравствуйте, господин главный дознаватель, — ответила я. — Не ожидала вашего визита.
— Простите, что нарушаю приличия, но я приехал, как только узнал, что вы вернулись домой.
Хорошо хоть не стал будить посреди ночи. И на том спасибо.
— Присаживайтесь. — Я приторно улыбалась. Улыбка намертво приклеилась к лицу — как бы потом не пришлось смывать с мылом. Дождалась, пока герцог сядет напротив, и махнула рукой, приказывая прислуге налить ему чай. А Дареаль изучал меня, чуть склонив голову набок, будто большой пес или волк, который взял след добычи.
— Чему обязана столь раннему визиту? — спросила спокойно. — Все ли ладно во вверенной вам службе?
— Вашими молитвами, — ответил Дареаль, но прищур его стал еще более хищным. — Думаю, вы и так понимаете, зачем я здесь, мадемуазель Лерьер.