– Не впервой. Выкрутимся и на сей раз… Хотим без риска заработать большие деньги. Такого не бывает…
Мягкий свет фонарей освещал пустые асфальтовые дорожки, подъезды и фасады зданий современной постройки – ровные стены и много стекла.
Пробравшись на задний двор между двумя корпусами, Говард и Летерье остановились под сиротливо мёрзнувшими берёзами, которые росли кучкой. За ними начинался парковый еловый лес, и где-то в гуще деревьев тянулась глухая ограда с проводами охранной сигнализации наверху.
– Этот флигель? – тихо спросил Говард, указывая на двухэтажное здание с ярко освещёнными широкими окнами, больше похожее на спортивный зал. Наверное, флигель и строили как зал для занятий спортом, но позже переоборудовали под операционную.
– Операционная Стабба… – ответил Летерье. – Удобное место между двух таких корпусов…
– Дальше пойду один, – сказал Говард. – Возвращайся и жди полицию. Она вот-вот появится. Я предупредил детектива Лундстрема…
– Не оставлю тебя… – ответил Летерье.
– Жан, возвращайся! Трезво осмысли ситуацию, не бросайся в крайность. Отчаяние – последнее обстоятельство, в котором человек оказывается, потеряв рассудок. Всё будет нормально. Мы ещё попляшем на твоей свадьбе…
– Случись что с тобой, всю жизнь винить буду себя…
– И вечный бой… – говорит в таких случаях Лундстрем. – Давай, брат, не дрейфь…
Пригнувшись, Говард побежал к флигелю, радуясь, что снег под ногами не скрипит, благо оттепель. Добежав, прижался к стене и выждал, чтобы убедиться, что вокруг спокойно. Подкравшись к окну, встал на выступ фундамента, и подтянулся повыше, облокотился на подоконник. Выбрав удобное положение, расставил ноги так, чтобы меньше было вероятности соскользнуть. Теперь можно было спокойно оглядеться, оценить ситуацию, в какой оказался.
Заглянув в окно, Говард увидел операционную с тремя постами в ряд. Широкие столы для операций, яркое освещение, инструментарии на подвижных столиках. Бригады врачей и ассистентов в светлосиних халатах и шапочках, с повязками на лицах буднично занимались привычным делом.
Охватив взглядом зал, Говард сосредоточил внимание на операционном столе, который ближе к окну. На нём лежало только что вскрытое тело. Электрофрезой хирург разрезал грудину, вывернул грудную клетку. Ассистент подал ножницы, и хирург опытной рукой разделил грудную сорочку. Помощники пинцетами подхватили ткань, оттягивая её в стороны. Врач разрезал сердечную сумку, и принялся зажимами перекрывать кровеносные сосуды, пересекая их аргонплазменным коагулятором. Отсёк вены, отделил лёгочный ствол и аорту.
Хирург действовал осторожно, каждое его движение было предельно выверено. Единственно, что выделяло занятого операцией врача, как и его помощников, они совершенно были равнодушны к человеку, который лежал на операционном столе. Для них это было мёртвое тело. Отделив сердце, хирург принялся за печень. Передал органы ассистенту, а тот положил на поднос, который унесла медсестра к столу у стены.
Дежурные анатомы принимали органы, бережно укладывали в походные холодильники, поблескивающие никелированными боками. Холодильники исходили паром. Видимо испарялся газ, который использовали для глубокой заморозки.
Кишки хирург вывалил в подставленное корыто. Туда выбросил по какой-то причине лёгкие, а почки, селезёнку, поджелудочную железу, отделив с таким же профессиональным мастерством, передал для упаковки.
Сняв кожу с головы лежавшего на операционном столе, хирург скальпелем вскрыл череп и принялся аккуратно отделять кровеносные сосуды и нервы, убрал оба полушария мозга. Покончив с этим, хирург вынул из надглазных отверстий глазные яблоки.
Увиденное растерзало Говарда со всеми подробностями нахлынувших чувств. Впервые Рон видел такую страшную картину с раскромсанным человеком, позабыл о себе, позабыл об осторожности. Он едва держался на ногах. Да и о какой осторожности можно было говорить, если у него на глазах расчленяли тело человека. Так мясник разделывает телячью тушу, подумал Говард, откладывая ливер, не выбрасывая даже кишки, которые пойдут для приготовления колбас. Но то свиная или говяжья туша, а тут разделывали тёплые человеческие тела…
О спасении Говард не думал. «В твоих дурных снах, которым я никогда не сопутствовал, ты всегда склонялся к тому, чтобы слушаться Злого Гения: меня ты не слушал… А когда ты затевал богопротивное дело, разве я не напоминал тебе, что ты худое замыслил. Не советовал тебе бежать без оглядки от места погибели или из компании дружков, которые тянули тебя в такое место? Можешь ли ты это отрицать? Так как же я теперь должен за тебя отвечать»? – как молитву повторял Говард слова Доброго Ангела из «Плача умирающего». Рукопись хранится в Британском музее. Повторял, чтобы устоять, не потерять сознание. И пожалел, что не знает наизусть «Отче наш».
Доктор Стабб расхаживал от стола к столу, отдавая распоряжения советуясь с хирургами. Слова его не доносились, операционную отделяло окно с тяжёлыми рамами.
ebooksa