– Сначала хотела бы поговорить с вами. На суде боюсь. Вы не знаете Курта. Он мстительный человек.
– Приезжайте в отель.
– В отеле меня могут увидеть знакомые Курта… Лучше встретимся на Мариенплатц. У Фонтана рыб…. Знаете это место?
– Рядом с Новой ратушей…
– Жду вас в три часа дня. Задержу ненадолго.
Приехав к месту встречи, Говард издали увидел фрау Анну. Женщина сиротливо стояла у фонтана. Мимо проходили туристы, целовались влюблённые, фотографировались и уходили в беззаботности, кто к храму святого Михаила, усыпальницы королей и принцев династии Виттельсбах, кто к Старой городской ратуше с музеем игрушек. И никто не обращал внимания на стоявшую в грусти женщину.
Глядя на фрау Анну, Говард проникся к ней жалостью, подумав о быстротечности и бренности жизни. Сколько народу прошло здесь за многие десятилетия и кануло в лету, какие празднества разворачивались, когда устраивались рыцарские турниры, а позже располагались торговые ряды. Ушло всё в прошлое, новые времена и нравы, а горести остались, порождаемые непониманием, человеческой слабостью и греховностью.
– Может, зайдём в трактир Августинер? – предложил Говард. – Там прохлада…
Ему было жаль несчастную женщину, потерявшую дочь, затюканную мужем. В том, что Курт Кайтель держит супругу в ежовых рукавицах, сомневаться не приходилось. Былая привлекательность Анны поблекла, женщина рано постарела, не обращала внимания на морщины у глаз, не следила за руками: кожа на них загрубела, ногти давно не знали маникюра. И это при тех деньгах, коими располагал муж. Могла позволить себе иметь личного парикмахера и массажиста, приглашая их на дом из лучших салонов красоты, а нет. Может, не считала нужным, а возможно, не позволяла скаредность мужа, выбившегося из бедности и привыкшего экономить.
За чашкой кофе фрау Анна поведала с грустью о своей жизни. Выходила замуж за Курта, не предполагая, что окажется под каблуком человека прижимистого и расчётливого по натуре. При своих миллионах Курт экономил каждый цент. Строго выделял деньги на питание, на бытовые расходы и покупку одежды. Если не укладывалась Анна в отведённую сумму при покупке продуктов, Курт не кричал на неё. Он отменял ужин:
– Пообедали сытно. Утром курицу доедим. Нечего транжирить.
И Анна не возражала. Хотя так и не привыкла к поступкам супруга. Попьёт чаю, чтоб видел Курт её бережливость, и уходит спать. В споры не вступала, старалась понять мужа. При таких капиталах и жадничать. Две жизни ведь не отведено свыше. Но потом поняла, что это свойство характера. С детских лет Курт помогал отцу на ферме, откармливал свиней, убирал навоз, посыпал загоны свежими опилками. Работал, как лошадь. Рано поднимался, поздно ложился, не имел добротного костюма на выход.
Когда умер отец, Курт стал единоличным хозяином фермы. Взял кредит в банке, построил ещё одну свиноферму. Помнил, как учил отец хозяйничать, убеждая: только бережливый может жить спокойно и не бояться голода или разрухи. Сдав привезённое в город мясо, отец и сын заходили пообедать в знакомое кафе. Отец выбирал блюдо без изысков. Советовал и сыну так поступать.
Наверное, идёт от воспитания, слушая Анну, думал Говард. Он знал людей из аристократического сословия. По воле рока оказались в бедности. Но среди простого рабочего люда, они не опустились, сохранили достоинство, дорожили добрым именем и пользовались уважением. Никогда не позволяли себе эти люди сорваться на крик, затеять перебранку. И в преклонном возрасте служили образцом для старых и молодых.
И знал людей другого толка, кто начинал ловчить, отлынивал от работы, подыскивая дело проще. Кто бил баклуши, превращаясь постепенно в никчёмного человечишку, готового стащить то, что лежит без присмотра.
По рассказу Анны Курт оказался человеком иного толка. Уже взрослый по годам и пониманию сути бытия, он смотрел на богатых и завидовал им. Завидовал потому, что им были чужды бедность, нехватки, когда не можешь позволить себе купить хорошие брюки. Хотелось заорать на весь зал, схватить отца за грудки, хорошенько встряхнуть. Не так беден, каким представляется, почему жадничает, складывая евро к евро, не дает возможности близким порадоваться жизни. Не заберёт ведь накопленное в могилу.
– Разбогател Курт при канцлере Шрёдере, – сказала Анна, сидя в задумчивости. – Тогда правительство Германии выделило России гуманитарную помощь в пятьсот миллионов евро. Ни одного евро из этой суммы русские не получили. Деньги пошли на развитие немецких фермерских хозяйств. Свинины и говядины оказалось в избытке. Этот излишек отправляли в Россию.
– Помню то время, как же, – заметил Говард. – Нажились тогда и немцы, и русские.
– Нажились, верно, – оживилась Анна и улыбнулась. – Мясо отправляли как гуманитарную помощь. Русские дельцы перехватывали рефрижераторы, перегружали мясо по своим холодильникам и поставляли в магазины по рыночной цене. В магазинах директора свою надбавку в цене ставили. Так что русские нашу помощь с другой стороны ощутили, в дороговизне продуктов.
– Сколько миллионов было переведено фирмам-однодневкам якобы для строительства жилья военнослужащим, которые покидали Германию, – не утерпел Говард. – Порой казнокрады не удосуживались даже закладку фундаментов провести, чтобы хоть как-то оправдаться. Правда, оправдываться было не перед кем, царило безвластие. И в Германии, которая объединилась, и в России.
ebooksa