– Очень сложный ты ставишь вопрос… – растерялся Говард.
– Сложный? Но так есть! Присмотрись к верующим. Идут в церковь, бьют поклоны… А в душе у них нет ни сочувствия, ни сострадания, ни элементарного желания понять другого…
По пути они заглянули в пивную Хофбройхауз. Приезжему её укажет любой горожанин. Пивная необычайно популярна не только тем, что здесь подают лучшее баварское пиво и знаменитые баварские сардельки, но и тем, что в ней происходили первые собрания сторонников Гитлера, который тоже бывал здесь, выступал с речами, устроив первый путч. Как бы там ни было, но имя фюрера у всех на слуху. Говард заметил, что вспоминают его мюнхенцы без озлобления. Наверно, давно установили бы Гитлеру памятник возле пивной, если бы не строгий запрет.
В пивную они не пробились, решив отложить весёлое времяпровождение на потом. Бродили по узким улочкам, болтали о пустяках. На улице Нойхаузер, заглядывая мимоходом в яркие витрины магазинов, Говард терялся в догадках, какой подарок привезти Хилеви.
– Не ломай голову, – посоветовал Лундстрем, когда остановились на площади у Триумфальной арки с Баварией на квадриге львов. – В Германии знаменит Мейсенский фарфор. Привези хороший сервиз. Память на всю жизнь.
В Стокгольме видел в антикварных лавках посуду с кобальтовой подглазурной росписью. Попадались на глаза скульптурки – галантные кавалеры и дамы, пасторали. – И улыбнулся: – Запомнилась одна статуэтка. Поджав под себя ногу, сидит девушка на мягком стуле с позолотой. На девушке кружевная кофточка из тонкой ткани, проглядывает грудь, в руке букетик. А посмотришь со спины – голая попка…
– Мейсенский фарфор! Ты совершенно прав! – загорелся Рон, отметив, что они незаметно перешли на «ты», что свидетельствовало о полном взаимопонимании, добром расположении друг к другу. – Подберу что-нибудь стоящее из фарфора.
– Обрати внимание, – сказал Лундстрем, – архитектура города – скандинавский стиль. Дома, площади, парки и скверы – в нашем духе. А озеро Шпейхерзе, леса и жилые постройки вокруг озера, да и в Мюнхене, – напоминают пригороды Стокгольма.
– Только прилетели, а ты уже скучаешь по дому, – ответил Рон с улыбкой, отметив про себя, что Гарри, оказывается, человек сентиментальный. – Помнить надо историю. Германские коммерсанты строили Стокгольм, заложили печать немецкой культуры, языка и, естественно, архитектуры. В старину городской совет Стокгольма возглавляли два мэра – шведский и немецкий. Это король Ваза дал всем отлуп, объединил страну, сделал Стокгольм столицей Швеции.
В полицейском управлении начальник сыскного отдела Эрих Краузе, молчаливый с виду, но внимательный и предупредительный немец, сразу нашёл понимание с Лундстремом. Сказывался опыт сыщика, когда улавливаешь в собеседнике неподкупную натуру, подсознательно реагируешь на поведение и доверяешь или настораживаешься. Наверное, много значило и то, что в отделе были наслышаны о делах Лундстрема в Швеции.
– Есть у нас кое-что на господина Кайтеля, – сказал Эрих Краузе. – Такого, правда, не сразу схватишь за штаны. С виду прост, но осторожен и увёртлив, как угорь. Уверен в непогрешимости, следовательно, и недосягаемости своей персоны для каких-то полицейских. Записки Эльзы – важная улика. Спасибо за то, что обеспокоились, взяли на себя труд разобраться. Расследуем схожее изнасилование школьницы, но родители пострадавшей, некой Кристин Шиер, отмалчиваются, не желают поднимать скандал. Моё мнение таково: наш миллионер откупился.
– Выходит, деньги решают всё… – сказал Говард.
– Да так… Мир как бы перевернулся, в обществе утеряны правила высокой морали и нравственности. Многие живут по принципу: мне хорошо, а в остальном… В Германии много миллионеров, кто сколотил состояние после падения берлинской стены. Не все шли честным путём, некоторые научились ловчить, используя выгодную ситуацию с неразберихой на международном рынке. Не каждого удалось привлечь к суду за финансовые махинации.
– Но изнасилование, тем более несовершеннолетней, и в Германии относится к разряду преступлений, следствие по которым не может быть прекращено за примирением сторон. Правильно я понимаю? – заметил Лунд стрем.
– Мы и не прекращаем ход следствия, – ответил Эрих Краузе.
– Се ля ви, – добавил Лундстрем. – Девочки всегда достаются богачам.
– Всё могут короли… – Краузе вызвал помощника: – Приобщите записки Эльзы Кайтель к числу вещественных доказательств по делу Курта Кайтеля. – И улыбнулся: – Давно мечтаю побывать в Швеции. Да всё недосуг. Работа, работа… Завертишься, а когда оглянешься и на свет божий посмотришь, – полгода пролетело. Как корова языком слизала.
– Приглашаем! – ответил Говард. – Будем рады встретить в Стокгольме.
– Ловлю на слове, господа! Но вернёмся к делу. Работать с вами будет следователь Вилли Рейхард. Он в курсе происходящего. Знаком с Анной Кайтель, супругой Курта Кайтеля. – И распахнув дверь кабинета, крикнул в зал, заставленный столами. – Вилли!
Вошёл коренастый светловолосый мужчина лет тридцати с пистолетом в кобуре, которая держалась на ремне через плечо.