– Она потеряет силу. Договоренность эта. Ты будешь не моей ассистенткой, я не твоим начальником, а в свете того где мы и в каком виде находимся, эх... Лера-Лера, я не уверен, что мне так важен этот контракт. Да и вообще на работу я сегодня могу не ехать… – сказали мне как бы в шутку, но было сложно не заметить откровенного намека. Да и вопреки словам Мирона, глаза его совершенно точно не смеялись. Наоборот. Мне, кажется, каждый из нас в голове уже представил себе, что было бы, если бы…
Бы-ы-ы… это дурацкое бы!
– Пусти меня...
– Не пущу. – Взлетел уголок губ Мира в улыбке.
– Мир!
Мужчина тяжело вздохнул и чуть отстранился, но хватки не ослабил.
– А вообще, если серьезно, Лера, Роки со мной живет с того возраста, когда еще был двухмесячным щенком. Он воспитан, дрессирован и никогда не нападет на человека. Он просто любит играть, это да, – подмигнул, – это его слабость.
Напряжение между нами моментально схлынуло. Я наконец то вдохнула полной грудью.
– Он ко всем бросается и чаще всего вот так до полусмерти пугает. – Продолжил Мир с такой нежностью о напугавшей меня собаке, что моментально стало понятно: этот пес для него очень много значит. А я трусиха. Мнительная трусиха.
– Я просто испугалась. Боюсь собак. Страх из детства, – выпалила как на духу, старательно пряча взгляд.
– Обычно Роки сидит в своем вольере или будке. В доме со мной он не живет, но сегодня, видать, домоправительница его покормила, а вольер закрыть забыла. Со Степанидой такой случается, – будто оправдываясь, пожал плечами Мир. – Если тебя успокоит, то первое время даже Костян от него удирал, – сказал, будто прочитав мои мысли, Мирон. А я, окончательно расслабившись, улыбнулась.
Сначала.
А потом и вовсе расхохоталась, представив себе эту картину.
И кажется, мы оба забыли, что вообще-то я все еще сижу у него на руках, и что совсем скоро у нас встреча. Деловая. Важная. После которой я должна “украсть” документы.
Ну вот, зачем вспомнила? Настроение снова поехало вниз…
Вместе с моими глазами, которые опустились на… торс.
Торс?!
Голый?!
И только тут – вуаля! – до меня доходит, что Троицкий раздет, а под своими ладонями я чувствую не ткань рубашки, а его горячую кожу. То есть совершенно не прикрытую ничем кожу!
Щеки моментально загораются как два фонарика. Глаза на вылупку, а сердце вскачь. Вот жеж блин!