Вот черт! Да что же за утро-то такое?!
Я завозилась, быстро соскакивая с мужских рук, отталкивая от себя хозяина дома, да зря. Потому что оказалось, что Мирон не просто раздет. А совершенно голый! Глаза сами собой пробежали по ладной, мощной и идеальной во всех местах фигуре мужчины, который оказался еще и... мокрый. Похоже, я выдернула его прямиком из душа и во всей своей могучей, блинский блин, красе.
Черт!
Почему я все еще смотрю туда?!
Я резко крутанулась, отворачиваясь и закрывая глаза, как какая-то невинная школьница, сгорая от стыда.
– Лера? – посмеиваясь, позвали меня. – Эй, ты жива там, Совина? – осторожное прикосновение к плечу.
– Ты голый!
– А ты очень даже наблюдательная, – послышался низкий мужской смешок.
– Не смешно! Оденься, будь так добр-р-р. А то у тебя там, ну все… ну на виду, Мирон!
– Что? А… кхм… да, прости.
Послышался шум, возня, и через буквально пару бесконечно длинных секунд я услышала:
– Готово.
Обернулась.
– Полотенце?! – округлила я глаза, – я просила одеться! – рыкнула зло на мужчину, краснея пуще прежнего, пялясь на толстое махровое полотенце, завязанное на узких мужских бедрах, под которым вполне себе четко проглядывает внушительное мужское, мать его, достоинство.
Гр-р-р!
Зараза воображение проснулось, а ладони зазудели, что даже за спину их спрятать пришлось. Для надежности сцепив в замок.
И да, в глаза, Лера! Смотри ему в глаза, а не на рельефный пресс и то, что ниже очень даже маняще… торчит.
– Ты меня из душа вытащила, я прям так должен одеваться? – выдали мне растерянное в ответ. – Можно, я хотя бы домоюсь?
Я потупила взгляд и притихла. Точно. Раскомандовалась. Сама же и вопила “Мирон-Мирон”.
– Да и когда ты летела на меня, у меня был не особо большой выбор! Дать свалиться тебе или броситься срочно одеваться, так что…