– Ева… значит. И Лина, – ухмыляюсь, отводя взгляд. – Евангелина. Твою мать, снежинка!
Вот это да, Абашев. Вот это ты “сходил в клуб”. Из сотен отдыхающих и работающих на базе девчонок я умудрился связаться с девушкой сына!
– Почему вы назвали меня “снежинкой”? – щурит свои глаза девчонка, заставляя снова обратить на нее внимание. – Уже дважды.
А Тим не промах, черт побери. Знает толк в женской красоте. Только как она-то, такая чистая и невинная, умудрилась повестись на мое дьявольское отродье?
– Что ты делала вчера в клубе? – спрашиваю, игнорируя ее вопрос. Еще только сентиментальным идиотом в глазах этой малышки не хватало оказаться. Да и, откровенно говоря, я сам не знаю ответ.
– Почему вы отвечаете вопросом на вопрос? Я спросила...
– Потому что.
– Там была вечеринка для персонала. Новогодняя. И я… и вы… – тушуется, смущается, прячет взгляд эта милая пигалица и в итоге выдает:
– После всего, что было, вы теперь обязаны на мне жениться! – задирая свой носик.
Вот тут я охерел окончательно!
Хоть стой, хоть падай. Дружок уже упал. Никогда его так быстро не пытались окольцевать.
– Что, прости? – даже на секунду теряюсь от такого заявления. – Жениться?
– Д-д-да. Жениться! – смотрят на меня ее колючие серые глаза, а она сама чуть ли не трясется. – И… оденьтесь.
Если мои брови могли улететь еще выше, то они улетели. А в голову очень вовремя приходит ее вчерашний пьяный лепет, который начался, стоило нам только оказаться здесь. В этом доме. Лепет про невинность, недостаток, и мужа, который должен был быть “первым”. Очень интересно. Получается она ни черта не помнит, что ли? Мое самолюбие крайне задето!
Вот значит как, Евангелина Фадеева.
– Зачем? – решаю пойти ва-банк, заламывая бровь и ухмыляясь.
– Что?
– Одеваться зачем?
– То есть как зачем?!
– Ну, раз мы будем жениться, привыкай. Дома я хожу исключительно голый.