И что мне остается?
Только смириться. Смириться и заняться своими прямыми обязанностями, то есть уборкой. Я все еще на практике, и я все еще должна работать, как бы гадко и неприятно мне не было. Ну, подумаешь, переспали. С кем не бывает, правда же? Или все-таки нет? Или все-таки между нами ничего не было этой ночью?
Ай-й-й, как раскалывается голова от жужжащих, словно пчелы, мыслей. Как же все это сложно, и как же я хочу, чтобы этот тяжелый день закончился.
Делать нечего, пока мужчина где-то там, в глубине дома, хватаю пылесос и на этот раз продолжаю мыть осмотрительней. Чтобы, упаси, боже, снова не налететь на него. Пока заканчиваю уборку в гостиной, в голове крутится наш разговор, и я, хоть убейте, не понимаю. Ничего. Совершенно ничегошеньки. И он мне явно не собирается помогать, а только издевается.
– Ева! – слышу за спиной и снова подпрыгиваю от неожиданности. Сердце снова ухает в пятки от его немного резкого, хриплого голоса.
Оборачиваюсь, выпрямляясь по струнке, и смотрю на возникшего за кухонным островком мужчину. Наконец-то он одет, но я все равно умудряюсь покраснеть! На нем джинсы, темно-серый пуловер и кожаная куртка.
– М-м-м?
– Я ушел, – говорит, застегивая дорогие серебристые часы на запястье. – Дом в полном твоем распоряжении. Не шали и перестань уже трястись, воробышек. Я не зверь какой-то.
– Да я не… – хотела сказать “не трясусь”, но кого я обманываю. Поджилки не то, что трясутся – ходуном ходят.
– А ты… вы скоро вернетесь?
– А что, боишься соскучиться, снежинка?
Что ни слово, то проверка моей выдержки.
– Слушай… те, может, я лучше вернусь к уборке номеров в отеле? – делаю слабую попытку “вырваться” из плена змея, только вот не пойму: искусителя или Горыныча.
– Нет, Ева, – говорит мужчина спокойно и наливает воды из графина в стакан, залпом осушая. У меня даже в горле пересохло, так аппетитно он ее… пил. Ставит стакан на гранитную столешницу и, поглядывая на часы, идет на выход. – Вернусь через час. Зайду куда-нибудь пообедать. Не скучай, снежинка.
– Да не снежинка я, – бурчу себе под нос, но хозяин дома только усмехается. – А ты… то есть вы, то есть, вас как зовут? – у-у-уй, так глупо я еще никогда в жизни себя не чувствовала. Особенно если взять во внимание прошедшую ночь. Стыдоба – не помнить имени своего первого мужчины.
Однако его это только забавляет. Я думала, что он снова не ответит, молча уйдет, но уже в пороге мужчина останавливается и, обернувшись, говорит:
– Дамир. И давай на “ты”, Ева, – и, дождавшись моего кивка, он закрывает за собой дверь.
– Дамир… – шепчу тихонько, пробуя его имя “на вкус”. Не по имени-отчеству, а просто Дамир. Слишком фривольное обращение для той, что работает горничной в его доме. Но от чего-то это вызывает улыбку.
Дам.
Красиво, властно, статно. Ему определенно подходит.