— Мы любим друг друга!
— На любви не уедешь, в отношениях нужен холодный расчет! — давит интонациями женщина. — Любые отношения должны опираться на четкий план, а не на «хочу» и физическое влечение! И то, и другое имеет свойство проходить. Крепкие отношения — отношения построенные на выгоде. Услышь меня, дитя, ты не подходишь моему сыну! — едва ли не по слогам произносит последнюю фразу мама Богдана.
Меня цепляет. Пальцы сжимаются в кулаки. Слова бьют по больному, и я, не успев отфильтровать, выпаливаю:
— План и расчет, говорите? Тогда почему ваш статусный и обеспеченный муж от вас ушел, Ирина? Плохо рассчитали? Или план был нечетким?
Ирина Григорьевна захлопывает рот, выпучив на меня свои глаза. Хватка на моем запястье ослабевает. Я выдерживаю руку, потирая запястье. Женщина точно не ожидала от меня подобной дерзости на грани с грубостью.
Да, я знаю в общих чертах их с Андреем Титовым историю. Дан как-то за ужином рассказал. Знаю, что это был выгодный брак, который устроили родители для детей. И чем все закончилась, тоже знаю. И сейчас я эти знания облачаю в острую стрелу, которую выпускаю без лишних сожалений.
Это низко — бить по слабым точкам женщины, что в три раза старше. Но кто дал ей право разговаривать со мной в подобном тоне? Унижать и обижать? Я не ребенок! Я уже всем все доказала. В первую очередь себе! Я сильная, я смелая и я, черт побери, мудрая! Меня не сломали ни отказ Богдана, ни козни его бывшей, ни отчисление, ни даже пропажа Титова. Хватит! На Ирине Григорьевне мое терпение лопнуло, как перетянутый канат. С треском!
— Хамка! — вспыхивает моя визави, отходя от шока. — Кто тебе дал право лезть в мою жизнь?! Я на сорок лет тебя старше, будь добра, держи свой дерзкий язычок при себе!
— А кто дал вам право лезть в мою жизнь? — говорю, в отличие от Ирины, не повышая голос. — Указывать мне, как жить, как строить отношения, кого любить? А в жизнь Богдана кто вам дал право лезть?
— Он — мой сын.
— Но не ваша собственность!
— По-хорошему ты меня услышать не хочешь, — поджимает губы женщина. — Сними свои очки, малышка, ради тебя же стараюсь! Сколько продержатся эти отношения? Год? Пять? Ты ему надоешь и останешься с разбитым сердцем на обочине жизни. Не усмиришь ты его! Рядом с моим сыном должна быть мудрая женщина, которая сможет держать Богдана в своих руках. А ты?
— Ваш сын не марионетка, чтобы держать его в руках. Наши отношения — это наши отношения. Пусть год. Пять. Десять. Неважно! Но это НАШИ отношения и НАША жизнь! — выпаливаю, чувствуя, как на щеки набегает жгучий румянец. — Вы не можете прожить ее за нас! У вас был свой шанс построить свою семью, по вашим правилам. У нас с Богданом свой. И лишних советчиков нам здесь не нужно! — подскакиваю на ноги. — Может, мне и не сорок, но я прекрасно знаю, что я хочу от жизни. Знаю, куда иду и с кем иду. А вам, если хотите однажды увидеть внуков, лучше бы со мной дружить! Так то! — подхватываю два стаканчика с кофе и, гордо задрав подбородок, оставляю Ирину Григорьевну подумать над моими словами в гордом одиночестве больничной столовой…
— Серьезно? — хохочет Титов. — Прям так и сказала? — веселится, чуть ли не сгибаясь пополам. Полагаю, от последнего удерживают синяки.
— Ну хватит ржать, Дан! — дую губы.
Без толку. Он начинает еще заразительный хохотать. В конце концов я тоже не выдерживаю и сначала улыбаюсь, а потом тихо посмеиваюсь. Пьянея от собственной смелости. Обхватываю ладонями красные щеки, выдыхая:
— Капец! Представляешь? Я правда пригрозила твоей матери, что она не увидит внуков! Ужас… Я очень, очень плохой человек!
— Брось, — улыбается Титов, обнимая меня за плечи, заставляет залезть к нему под бок. — Я тобой горжусь, Юлька. Мать давно заслужила такой нехилый щелчок по своему любопытному носу.
— И все равно, я чувствую себя редиской, — утыкаюсь носом Богдану в шею, стыдливо зажмурившись.
Делаю неловкое движение в попытке его приобнять. Дан шипит, болезненно поморщившись: