— Ш-ш-ш… ребра… Юль…
— Прости! Прости-прости-прости! — тараторю, отдергивая руки.
— Все хорошо. Просто немного болит. А по поводу матери — меня она не слышит. А тебя… теперь, зная, что этот котенок умеет кусаться, матушка трижды подумает, прежде чем снова лезть в наши отношения. А вообще, это правда очень смешно! — судя по тону, снова лыбится Дан.
— Рада, что повеселила, — бурчу. — Что-то устала я клоуном быть для всех вокруг. Посмешище. Никто меня не воспринимает всерьез, — жалуюсь, шмыгнув носом.
— Я. Я воспринимаю, — сильнее сжимается рука на моих плечах. — Степа. Вероника. Все, кто тебя знает, поверь, и не подумают считать тебя клоуном. А те, кто не знает и судит по возрасту — дураки и трусы.
— Спасибо. Смешно, ты устал совсем. Тебе отдыхать надо, а я тут сопли распустила. На жизнь свою «тяжелую» жалуюсь.
— Поверь, я готов слушать тебя бесконечно. Твой голос круче любой колыбельной.
— То есть настолько тебе со мной скучно, да, что ты засыпаешь под мой голос? — охаю.
— Ю-Ю-Юля…
Я улыбаюсь. Наклонившись, клюю любимого мужчину в заросшую щеку. Еще один «чмок» запечатляю на его губах. Стараясь сильно на него не наваливаться и не прижиматься, чтобы ни в коем случае не сделать больно. Осторожно провожу ладошкой по груди и животу Титова, поглаживая.
— Кстати, кхм… — говорит Дан, — про внуков, Юль, — судя по тону, напрягается.
Я отстраняюсь.
— Да?
Дан мнется:
— Мы… ты…
— Ч-что?
Богдан отпускает взгляд вниз, предположительно в район моего живот. Секундная заминка. Стреляя глазами, спрашивает:
— Мы что, беременны?
Я аж дар речи теряю от неожиданности. Сложив губы в букву «о», опасливо кошусь на собственный живот. Переварив озвученный Титовым вопрос, охаю:
— Нет! Нет, конечно! С чего ты взял?