Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки

22
18
20
22
24
26
28
30

Сглатываю. И поднимаю голову, стараясь не думать о том, что там внизу, в районе паха. Натыкаюсь взглядом на бороду. Снова пальцы зазудело, как захотелось и ее пощупать. Сильно ли колючая?

Взглядом скольжу выше. Губы. Нижняя чуть полнее верхней. Интересно, каково целоваться с обладателем такой бороды? Сильно щекотно?

Вздыхаю тихонько и продолжаю свое наглое исследование. Нос. Прямой, с широкими крыльями. Да вы, батенька, с аристократической внешностью! Уверена, что под бородой скрывается прямой, широкий подбородок с ямочкой. Вот не знаю, почему, но так кажется.

Отрываю свой взгляд от носа и поднимаю глаза еще чуточку выше…

– Ой! – упираюсь в темно-карие глаза, внимательно за мной наблюдающие.

И как давно он не спит?!

Чувствую, как мои щеки начинают пылать. Да меня застукали с поличным. Теперь и не отвертеться. Дура, Серебрякова.

– Угум, – мычит в ответ и смотрит.

Знать бы, о чем думает.

– Я не хотела, – шепчу еле слышно. Голос хрипит ото сна. – Не хотела будить. Я не… – запинаюсь, не зная, что еще говорить. Что вообще в таких случаях положено говорить?

– Ухум, – снова мычит. Язык что ли проглотил? А потом вдруг чуть придвигается. Резко так и решительно. Глазами шарит по моему лицу и, опустив их, застывает взглядом на моих губах.

Я сглатываю. Снова. Сердце начинает биться в конвульсиях. Облизываю вмиг пересохшие губы. Мозг зависает. А я во все глаза пялюсь на дикаря. Где-то на задворках сознания орет фальцетом внутреннее я: он же… он же сейчас тебя поцелует, Милка!

Ну и что? Я против? Сомневаюсь. Губы горят под его взглядом. Но если поцелует, то не остановится на этом, да? Такому, как Михаил, вряд ли хватит “просто поцелуя”. А мы в глухом лесу. В палатке. В одном спальнике. Я ведь даже слова против сказать не смогу! Или смогу? Ведь сама пялилась на эту бороду и думала, а как же… А если мне понравится? Целовать и обнимать этого большого, сильного и ворчливого дикаря?

Пытливый ум человека, познающего свое и чужое тело, вопит от предвкушения. А трусливый заяц в сердце упирается ладонями в мужскую грудь, отталкивая кричит:

– Нет-нет!

Я качаю головой и, дернув рукой, расстегиваю молнию на мешке, делая свободнее пространство между нами.

– Я ничего такого… ничего! – блею невнятно и отползаю, выбираясь из спальника.

В этот же самый миг глаза Михаила опускаются ниже, и только тогда я понимаю, что сижу перед ним в одном лифчике. Тонком, кружевном, без поролоновых чашечек. Благо, еще шорты на мне. Прикрываюсь руками, только тогда он снова смотрит мне в глаза своими черными омутами.

– Я понял, – его голос звучит так же с хрипотцой, от которой мурашки. Волоски поднимаются дыбом, демонстрируя гусиную кожу. И это не ускользает от внимания дикаря.

Я быстрым движением хватаю из мешка футболку и выползаю из палатки. Едва не запинаюсь на выходе. Поднимаюсь на ноги, одеваюсь и пытаюсь привести сбившееся дыхание в норму. Вдох-выдох, Милена. Вдох-выдох.