Браки совершаются на небесах

22
18
20
22
24
26
28
30

Крис снова обвела взглядом зал. Удивительное это все-таки место.

Когда-то это была христианская миссия. Которую возглавлял ее дед, Ларс Реннинген. Преподобный, на минуточку. Крис подняла взгляд. Фотография преподобного висела над камином. Представительный был у нее дед. Как любит говорить Лола — породистый.

После того, как заведение перешло под руководство Лены, направление деятельности несколько изменилось. Религиозный аспект ушел на второй план. Теперь это было пристанище для… для тех, кому не находилось места в современном обществе. Может быть, их можно было назвать изгоями или отверженными, но Кристина не хотела этих людей так называть. Среди обитателей миссии — а это заведение так и продолжали называть по старой привычке миссией — были самые разнообразные люди. Несколько бывших алкоголиков, один бывший наркоман. Много стариков. Янко, который отвечал за кухню, был аутистом — умеренно социализированным. Был еще одноногий Йоханнес. И абсолютно седой сорокалетний Людвиг, у которого в наличии была только одна рука, и та — изувечена. В общей сложности двадцать пять человек. Этакий гибрид дома престарелых, приюта для бездомных и реабилитационного центра. Кто мог работать — выполнял посильную работу. Деньги на содержание шли частично от пожертвований, частично от субсидий — Кристина даже не стала вникать, каких. Деньги добывала Лена, и она была в этом вопросе хороша. Миссия и все эти люди существовали только благодаря ей.

— Крис!

Она обернулась. От входа в гостиную ей махал единственной рукой Людвиг. Махал и звал с собой. Наверх. В свою мастерскую.

Людвиг рисовал удивительные картины — с помощью одной изувеченной руки и частично ртом. А сейчас он звал Кристину, чтобы она смешивала ему краски. Людвиг ей доверял. И рассказывал — много, эмоционально. К сожалению, по-норвежски. Но Кристина любила бывать в его мастерской во флигеле, любила смотреть, как он работает, под его руководством смешивать краски. По крайней мере, названия цветов на норвежском языке Кристина уже выучила.

А картины Людвига Лена умудрялась даже продавать. Она и заглянула к ним спустя час.

— Вот ты где! Не хочешь прогуляться?

— С удовольствием!

Лена и Людвиг обменялись несколькими фразами на норвежском, и художник вернулся к работе. А Кристина и Лена отправились к берегу моря.

Кристина любила эти прогулки. В доме поговорить с Леной было решительно невозможно — ее постоянно дергали по всевозможным вопросам. К тому же, она часто бывала в разъездах. А это время прогулок принадлежало только им двоим. Кристине так о многом хотела расспросить Лену, но она понимала, что какие-то темы могут оказаться очень болезненными. К счастью, Лена рассказывала сама. Про своего отца, прадеда Кристины, про мать, про детство и юность, про своего мужа Ларса. Кристина понимала, что в этих рассказах много белых пятен, но не торопилась в них лезть и не задавала лишних вопросов. Ей было страшно нарушить эту хрупкую гармонию.

Они остановились на своем любимом месте, на высоком крутом берегу. Лена протянула руку и поправила на Крис шапку. А потом невесомо коснулась пальцами шрама.

— Ты будешь их убирать?

Кристина покачала головой. Отрицательно. Она рассказала Лене о пожаре — его последствия было невозможно скрыть, они были у нее в том числе и на лице. И про Веронику тоже рассказала. Только про Марка — умолчала. Про него она пока не могла.

— Почему?

— Я нравлюсь себе такой. Меня перестали оценивать только по внешности. А ты что, не будешь меня любить, если я не уберу шрамы?

Собственный вопрос, его прямота обескуражили Кристину. Лена резко подалась вперед и обняла ее сильно, почти по-мужски крепко.

— Никто не будет тебя любить так, как я, девочка моя, — произнесла она хрипло. — Но не наказывай себя за чужие грехи.

Об этих словах Крис думала весь остаток дня. Думала, лежа в постели. Еще думала, когда пришло сообщение от Марка.

* * *

— У тебя в офисе очень вкусный кофе.