Давай не отпускать друг друга

Он отпустил? Нет, он сделал гораздо хуже. Он оттолкнул.

Игорь резко встал. Надо все-таки пойти побриться.

Он ей не поверил. Он пошел на поводу свой гордости, обиды, боли. Он оказался слабее всего этого. Ему оказалось удобнее, спокойнее, безопаснее — не поверить. И сбежать. Трусливо сбежать, отрезав пути к отступлению. Что ты ей сказал, помнишь?

Я не собираюсь предлагать тебе ничего. Я не планирую брака, не собираюсь делать тебя своей женой. Ничего, Рита ничего. Все, что у нас могло быть — поспали бы немного вместе и разбежались.

Ты сам-то в это веришь? Самому не противно было такое говорить? В этом гребанном недо-треугольнике ты один, Игорь Золотов, говоришь неправду. Забелин, по крайней мере, верил в то, что говорил. А ты… зачем ты это сказал? Ты сам в это не верил, но сказал. Зачем?! Чтобы сделать Рите больно?

И вот она — боль. Где-то внутри. И в порезе на скуле. Из которого ровной алой линией течет кровь. Похоже, в сосуд лезвием попал.

Игорь промокнул порез хлоргексидином, прижал ватный диск. Эти диски появились в его ванной благодаря Рите.

Хреновый ты мануальщик, Игорь Витальевич, если не можешь определить, где у тебя там внутри болит.

Врач, излечись сам.

Игорь отнял диск от скулы. Кровь уже не текла, но порез алел заметно.

А еще, дорогой Игорь Витальевич, ты дурак. Дурак, каких свет не видывал. Даже стыдно за тебя.

Это нехитрый сеанс самоанализа дал весьма неожиданные результаты.

Игорь не стал ни завтракать, ни допивать чай. Оделся, вышел из квартиры, запер дверь.

В машину. Уехать. В то место, где все понятно и просто, где нет головоломных ребусов и мучительных вопросов. В родительский дом.

Глава 9. Маэстро смотрит на все это малость офигевшим взглядом

Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!!!

— Ну ты даешь! — Виталий Федорович с видимым удовольствием обнял сына. — Хоть бы позвонил, предупредил. Чудом меня дома застал, уходить уж собирался. А мать вообще дежурит сегодня.

— Нет, если я не вовремя, я могу уехать.

— Ты чего в бутылку лезешь? — Золотов-старший уставился на сына с искренним изумлением. — Ну-ка цыц. Иди, руки мой и проходи в зал. Я матери позвоню, может, сумеет подмениться.

Спустя десять минут мужчины Золотовы сидели в креслах. Перед ними на журнальном столике стояла открытая бутылка коньяка и тарелка с порезанным и присыпанным корицей яблоком. Игорь на коньяк смотрел с нескрываемым отвращением.