Игорь ничего не ответил. Лишь взял в руки чайную чашку, в который был совсем не чай. А отец начал свой рассказ.
— У меня был первый год работы после интернатуры. Можешь себе вообразить — я же уже доктор! Гонора хоть отбавляй, опыта ноль, в общем, сочетание — пожар-огонь. А мать твоя, она же меня на целых два года старше, плюс медсестра, им учиться меньше. В общем, я с ее точки зрения — сопливый вчерашний интерн, который ни хрена не умеет, кроме как щеки от важности надувать. А у нее за плечами уже лет пять реального опыта в качестве операционной сестры. Добавь к этому — глазищи голубые, коса до пояса, нос кверху и ноль, понимаешь, ноль уважения к анестезиологу-реаниматологу доктору Золотову. В общем, ругались мы так, что пух и перья во все стороны. Она меня ни в грош не ставила, я бесился страшно, как ты понимаешь. Да и коллеги мои, как назло, как-то не спешили меня защищать, когда она какую-нибудь очередную язвительную пакость в мой адрес скажет после очередной операции. А язык у нее был тогда, что бритва. Да и сейчас… Ну да ладно. В общем, случился у меня первый покойник. Это дело, как ты понимаешь, неизбежное, но я все равно не был готов. Привезли поломашку после автомобильной аварии, перелом основания черепа, челюсти, ребер, кровотечение из ушей, в общем, полный фарш. Первая остановка — запустил, пациент начал самостоятельно дышать, и тут же — вторая остановка, снова-заново, сердце запустилось, дыхание — нет. Качал и вдувал до овального зрачка. Сорок минут спасали — и все равно… Короче, еле меня от него оттащили, все поверить не мог, ну как же так, не может быть, это я просто что-то не сделал, не смог, а должен был. Ну, обычное дело, в общем. Потом я, конечно, достал в ординаторской спирт и нажрался. Рабочий день давно кончился, я вроде как на дежурстве, но пьяный так, что словами не описать. Сижу, словом, горе свое заливаю спиртом. И тут она. Под нос мне кулек с пирогами сунула — закусывай, мол. Ну, сожрал я пару пирогов. А потом…
Виталий Федорович замолчал. Игорь понял, что слушает отца, затаив дыхание.
— Что — потом?
— А что потом… Ты — парень взрослый, поймешь, надеюсь. Потом я ее в ординаторский на диван завалил. Не, все по доброй воле, по согласию и по взаимности было. Да только… — Золотов-старший снова замолчал. Игорь тоже молчал. Он не представлял, что сказать в такой… даже слова не подобрать, какой момент рассказа о своих молодых родителях — той поры, когда Игоря самого еще на свете не было. — В общем, надо понимать — стресс, спирт на голодный желудок. Посему начатое дело закончить я не смог. Поелозил, поелозил — и вырубился. Прям на Наде.
Игорь не выдержал. И прыснул. Картину отец нарисовал слишком яркую.
— Прости, пап, — он зажал рукой рот. — Я не в том смысле. Прости.
— Да чего уж, смейся. Мне и самому теперь смешно. Даже мать твоя меня за это давно простила. Ну а тогда… Утром я просыпаюсь — это было страшное утро, скажу прямо. Нет, проснулся я в приличном виде, под одеялом, одетый, даже подушка под головой. Но башка трещит… А как вспомнил про свой позор — так хоть из окна прыгай, да вот незадача — этаж второй и кусты под окнами ординаторский больно пышные да густые. Как я отработал тот день — не помню. Ну а после работы бегом, нагнал на улице мать твою и говорю: «Надежда Георгиевна, после всего, что промеж нами было — или вы ведете меня к главврачу для увольнения по статье «пьянство на рабочем месте», или я вас веду в ЗАГС». Она в меня глазищами своими голубыми стрельнула, косу за спину перекинула и говорит: «Вы, Виталий Федорович, сначала дело, нынешней ночью начатое, закончите, а уж после я погляжу — идти с вами в ЗАГС или нет».
— Ну и как? Закончил? — не выдержал паузы Игорь.
— Ты дурак, нет? — хмыкнул отец. — Женаты столько лет уже, как сам думаешь?
Некоторое время мужчины Золотовы пили коньяк молча. А потом Игорю вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Настолько неожиданная, что он отставил чашку и принялся даже пальцы загибать в попытках произвести нехитрые, в общем-то, математические подсчеты.
— Пап, послушай… — бросив манипуляции с пальцами, Игорь растерянно смотрел на отца. — Если ты после интернатуры тогда был… Я что-то не соображу… и вы с мамой только познакомились. Ты ж, получается, в каком году закончил академию? А я родился… Что-то не складывается у меня… Или я туплю, или я уже родиться должен был, когда ты с мамой только познакомился.
— И кто меня только за язык тянул… — вздохнул Виталий Федорович. И, тяжело встав, снова полез в сервант за коньяком. Пополнил посуду, еще раз вздохнул. — Ну соображай, ты парень вроде неглупый — как так получилось.
Коньяк потерял для Игоря всякую привлекательность. Он напряженно думал. Отец молча крутил в руках свой бокал, но тоже не торопился пить.
— Осталось только понять… — медленно заговорил Игорь. — Кому из вас я не родной.
Виталий Федорович крякнул и щедро глотнул коньяку.
— Чего тут понимать, и так все ясно… — пробормотал он, закидывая в рот яблоко. — Забыл — так в зеркало глянь. Тут и думать не над чем…
Игорь смотрел на отца. И в самом деле, не над чем. Они же как две капли воды с отцом похожи, а значит…
— Мама? — тихо выдохнул он.
— Похоже, без психологической травмы сегодня не обойдется, — в очередной раз вздохнул отец. — Ладно, раз начали — слушай все. Скажу как есть, если что тебе не понравится — уж не обессудь. Залетный ты у меня получился, сын, я тогда сам еще пацан был, детей не планировал. Но, в общем, сапожник без сапог, а будущий доктор на контрацепции погорел. Ну чего, залетели — поженились. Мать твоя… биологическая… с нашего же курса была. Ну как-то жить стали, ты родился. А когда тебе было года два, жена моя собралась уезжать. И не к «маме в Крыжополь», а в США. У нее там родственники обнаружились, зовут, мол, хорошо там. Я уезжать вообще никуда не собирался, только в интернатуру поступил, так ей прямо и сказал: «Никуда не поеду». Она меня давай уговаривать: «Виталик, там, правда, хорошо, нам там помогут первое время, врачи там деньги большие получают». Деньги меня по тем временам не сильно интересовали, а вот то, что там переучиваться надо — это прямо ножом по сердцу, мне уже учиться осточертело, уже хотелось что-то самому реально, руками делать. В общем, мы спорили, спорили и все никак не могли договориться. А потом она ножкой топнула и сказала — «Все равно уеду!». А я тебя в охапку — и по распределению уехал к черту на рога. Не, все чин по чину, записку оставил: адрес и телефон — больницы, где буду работать. Мол, передумаешь, приезжай, и тебе работу найдем. Дурак, конечно, был… — еще один вздох. — В смысле, уехать в никуда да еще с маленьким ребенком — это только по большой молодости и большой дурости сделать можно. Но повезло мне, хорошие люди попались. Квартирная хозяйка за тобой приглядывала, санитарки в больнице в тебе души не чаяли. Ты тогда практически все время в больнице со мной торчал — хотя ты этого наверняка не помнишь.
ebooksa