Ох, Мороз, Мороз...

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мне не нужна жалость.

Инга вздохнула, повернула голову и прижалась к спине щекой. Руки ее обвились вокруг его груди.

— Паша, ты такой умный. Почему же ты такой дурак?

Он замер. Молчал. Не двигался.

А потом грудь мерно поднялась и опала под ее руками. Вздохнул, словно решился.

— Пойди, посмотри, закрыта ли дверь приемной. Если не закрыта — закрой изнутри на защелку.

Инга послушно выполнила приказ. Вернулась в кабинет, где обнаружила Павла в той же позе, спиной к двери.

— Закрыла.

— И дверь в кабинет тоже закрой на защелку.

Снова развернулась, подошла к двери.

— Закрыла. Дальше что?

— А дальше — раздевайся.

Он обернулся. Усталая опустошенность исчезла из взгляда. Ей на смену пришло что-то цепкое и оценивающее. Так на Ингу никогда никто не смотрел. Но страшно — не было.

— Хорошо, — кивнула спокойно. И принялась расстегивать рубашку. Расстегнула. Повесила нас стул. Положила пальцы на пояс джинсов.

И тут Павел отмер.

И теперь он шагнул к ней. И теперь его руки сомкнулись вокруг ее обнаженной талии. Он уткнулся лицом в ее волосы.

— Что ты делаешь, Инга… — тихо простонал ей в волосы.

Она подняла лицо.

— Целую тебя.

И поцеловала. Целовала и расстегивала пуговицы на его рубашке. А потом он целовал и стаскивал с нее джинсы. Опрокинул на стол — чтобы стаскивать было удобнее. Деревянная столешница липла к спине, но Инге было плевать. Она притянула его за шею и снова поцеловала. Они словно соревновались — кто кого жарче, смелее, отчаяннее целует.