— Давай добавим еще, — его хриплый шепот отдает теплом прямо в ухо и гонит волну мурашек по телу. — Где ты спишь?
Внутренняя хозяйки что-то пискнула про интерьер спальни, который не менялся с того времени, как Инга была подростком — но ее никто не слушал. А скоро двоим в квартире стало вообще не до интерьеров.
Место, на котором им предстоит заниматься любовью, снова узкое. Им снова на это плевать. Павел умудряется одновременно стаскивать одежду и с себя, и с Инги. Она ему помогает — но судя по его негромким порыкиваниям — больше мешает. И вот, наконец, из одежды у них на двоих остаются ее трусики и его часы.
— Помнишь… — обод часов холодит ее бедро, когда его рука опускается совсем низко. — Помнишь, я кое-что тебе обещал?
— Ч-ч-что? — голос слушается плохо, все ее существо сейчас там, где вот-вот окажутся его пальцы.
Павел не отвечает. Вместо ответа его палец ныряет под тонкий трикотаж. У нее сердце бьется комком в горле, у него — комом, но гораздо ниже. Не двигаются оба. И тут все же раздается его голос — низкий, хриплый.
— Ты такая влажная, девочка моя… Ты вся течешь. Ты так хочешь меня…
В голове что-то взрывается обжигающим фонтаном. Тогда, только читая эти слова, она чуть не сошла с ума от вожделения. Сейчас, когда эти же слова он шепчет ей вслух, и пальцы его именно там, где и обещал — Инга таки сходит с ума. И она делает ровно то, о чем он тогда писал. Медленно и широко разводит ноги и тягуче стонет:
— Па-а-а-а-ш-ш-ш-а-а-а….
Сначала он гладит ее прямо через ткань. Едва не доводит сначала до разрядки, а потом до бешенства — когда отстраняется, чтобы все же снять трусики. К тому моменту Инга забывает, кто она, как ее зовут, и вообще во всем мире для нее существуют только его бесстыжий шепот, который дословно повторят те слова, которые она и так никогда не сможет забыть. И его бесстыжие пальцы.
Но и их ее лишают. Стон разочарования, почти крик. Торопливая дорожка быстрых голодных поцелуев от запрокинутой шеи по груди, по животу — вниз. И тут она вздрагивает.
— Что ты делаешь?
— Я тебя целую.
И во всем мире остаются только его ласковые умелые губы и жадный наглый язык между ее ног.
Мир этот просуществовал недолго, он исчез, взорвался во вспышке бурного оргазма, который не шел ни в какое сравнение с тем, что не так давно организовывала Инга себе сама. А потом весь новый мир вошел в нее.
С громким стоном она притянула Павла к себе, прижимая плотнее, чтобы ближе, ближе, еще ближе, еще плотнее.
Он что-то спросил, но Инга лишь мотнула головой. Слышать и говорить она не могла. Она хотела только одного — чтобы он двигался, двигался, двигался.
И как же раньше она жила без этого ошеломительного, ослепительного чувства полноты жизни?! Наполненности им?!
После она не могла его отпустить, и его горячая тяжесть теперь казалось самым чудесным, что только бывает в жизни. Но Павел этого мнения не разделял, после его настойчивых уговоров они устроились на узкой кровати на боку, лицом друг к другу.
Удивительно, но никакого чувства неловкости Инга не испытывала. Словно в этих ошеломительных оргазмах она переродилась, и вышла какая-то новая Инга. И она смело смотрела в глаза мужчине, которые лежал, обнаженный рядом. А он смотрел на нее серьезно и мягко. А потом взгляд его переместился куда-то Инге за спину и вверх.
ebooksa