Продолжай

- Ты за кого переживаешь - за подруг или за Ростислава?

- Больше всего я  переживаю за тебя, девочка моя,  - вздохнула мать. – Ну так я матрас надувной достану, да? Но в спальне его класть некуда,  только в зале. Ну, или хочешь, я на диван лягу?

- Мама, перестань, - поморщилась Полина. – Клади матрас в зале и все. Скалку мне только выдай – на всякий случай.

 - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - после паузы тихо проговорила Лариса Анатольевна.

- Совсем не знаю, - так же тихо ответила Поля.

Мама подошла и молча обняла дочь. А потом они принялись за уборку.

Вернуться Ростислав Игоревич изволили поздно,  хотя чего там провожать было:  одну до соседнего дома, другую до соседней улицы.  Но то затихающий, то вновь звонкий голос гитары слышался долго. Даже когда гитара стихла окончательно, еще около часа Ракитянского публика не отпускала. Хотя с него станется и чай пить ночью завалиться. И выпить этого чаю, черт его раздери!

Поля уже сходила в душ, намазала лицо и руки кремом. Хорошо бы пойти и лечь спать. И уснуть. В доме, где все храпят, главное – уснуть первым. Но вместо этого она стоит у окна, спрятавшись за шторой, и ждет.

Силуэт с гитарой за спиной вынырнул из темноты в свет фонаря неожиданно, и Поля неосознанно подалась назад, глубже за штору. И оттуда любовалась стройной мужской фигурой, из-за широкого плеча которой выглядывал гриф гитары. Фигура казалось пришедшей из прошлого века, годов эдак из 50-х. В голове даже стала упорно вертеться какая-то песня тех лет, но щелкнула собачка дверного замка, и Полина спешно юркнула на диван под одеяло.

Сообразительный Ракитянский быстро обнаружил в свете лампы из прихожей приготовленные ему постель и полотенце и удалился в ванную – плескаться. Плескался он долго и, судя по звукам – с удовольствием, потом бодро прошлепал босыми ногами по коридору, мелькнул в проеме широкоплечий силуэт и свет в квартире погас.

Все это время Поля лежала едва дыша и не шевелясь. Изо всех сил изображая спящую. Безрезультатно.

Скрипнул диван, ее ноги под одеялом коснулась мужская рука.

- Ракитянский, марш на матрас! – конспирация потеряла всякий смысл.

- Что, поцелуя на ночь не будет? – он продолжал гладить ее щиколотку.

Желание лягнуть стало почти нестерпимым. Поля поджала ноги под себя.

- Если не прекратишь, я выставлю тебя за дверь!

- На мне только трусы и полотенце.

- Полотенце заберу. А остальные твои вещи выкину в окно! – Поля старательно гнала от себя картину Славы в трусах, в полотенце и без оных.

- Понял, - вздохнул Ростислав. – Пошел на коврик.

Но этим, естественно, дело не ограничилось.