Укрощение рыжего чудовища

22
18
20
22
24
26
28
30

Они так и сидели в темноте, обнявшись на диване. Брат и сестра Самойловы. Потомственные хирурги. Словно Гензель и Гретель. Два испуганных ребёнка, заблудившихся в страшном дремучем лесу. Так и застал своих детей Глеб Николаевич Самойлов, заведующий травматологическим отделением одной из московских городских больниц, врач высшей категории и без двух лет заслуженный врач России – хотя о последнем Глеб Николаевич еще даже не догадывался.

Щёлкнул выключатель, заливая кабинет ярким белым светом. И дочь, и сын синхронно зажмурились и застонали.

– Чего в темноте сидим? – Глеб Николаевич устало опустился в своё кресло.

– Пап, как… он?

– В реанимации.

– Живой?

– Вареник, не знаю, где как, а у нас в отделении в реанимацию только живых людей определяют. Покойников мы в морг отправляем. Не, оно, конечно, в процессе может поменяться…

Варя мёртвой хваткой вцепилась в руку вставшего вслед за ней брата.

– Пап, операция нормально прошла?

– Нормально, – зевнул Глеб Николаевич, прикрыв рот здоровенной ладонью. Потом сладко потянулся. – Куда он денется с подводной лодки. Устал ваш папа. Варька, сделай отцу чаю. Крепкого и сладкого. – Подумал и добавил: – В подстаканнике с утками и собаками.

Как всякий уважающий себя человек, Глеб Николаевич к определённым годам обзавёлся хобби. Он начал коллекционировать стаканы и подстаканники. Пока вся его коллекция умещалась на двух полках – одна дома, другая на работе. У Самойлова-старшего образовался даже определенный ритуал чаепития. И целый свод примет, с этой коллекцией связанный. Золочёный латунный подстаканник ручной работы со сценой утиной охоты вынимался из рабочего шкафа по особым случаям после завершения особо трудного дела. Потому что этот подстаканник был подарен травматологу Самойлову человеком, которого Глеб Николаевич, фигурально и не очень выражаясь, достал с того света и поставил на ноги.

Варя это знала. И чай кинулась заваривать отцу бегом. Страх наконец-то отступил. Папа действительно может всё.

В отсутствие сестры Ник не стал задавать вопросы о прошедшей операции, чтобы отцу два раза повторять не пришлось. Поговорили о рождении Леночки. Не верилось, что это случилось сегодня. Что всё в один день.

Варя подала отцу чай. Глеб Николаевич шумно отпил, зажмурился от удовольствия. Сделал еще глоток – с закрытыми глазами. А потом глаза открыл, посмотрел сначала на сына, потом на дочь.

– Ну? Я жажду грязных подробностей. Выкладывайте.

– Мы думали, это ты… – несколько растерянно ответил за двоих Николай, – расскажешь нам.

– Да? Ну ладно, расскажу. Слушайте, – Глеб Николаевич еще сделал пару глотков чая, и еще раз зажмурился. – А у вас общую хирургию Федюшин читал?

Ник наморщил лоб, а Варя пару раз хлопнула ресницами от неожиданной смены темы разговора. Николай опомнился раньше сестры.

– Не. Он умер, когда я на первом курсе учился. Помню, у нас занятий в тот день не было – почти все преподаватели на похороны ушли.

– Ну да, ну да… – Глеб Николаевич задумчиво потёр шею. – Он же еще в мои времена уже немолодой был. Так он рассказывал, что видел такое сплошь и рядом после войны. Люди были просто напичканы железом. Где только не сидело. И бывало такое, что осколок убивал человека через несколько лет после того, как он был ранен. Федюшин много об этом рассказывал. Он войну санитаром прошёл, почти совсем пацаном, нам лекции читал. А я вот… – Глеб Николаевич покачал головой, словно отгоняя воспоминания о своей студенческой молодости. – А я столько лет работаю – в первый раз такое вижу.