Отец Аристарх прошёл в кабинет. В руках у него, помимо почти привычного чемоданчика с обрядовыми принадлежностями, был еще пакет.
– Вы сегодня завтракали, Глеб Николаевич? Только честно.
Самойлов неожиданно усмехнулся.
– Как на духу вам отвечаю, отец Аристарх. Не успел. Дежурство сумасшедшее.
– Так я и думал, – Тихий пристроил пакет на стол. – А не дело это. Серафима Андреевна вам передачку соорудила. Пирожки с капустой, картошкой, яблоками. С вишней, правда, Тишка все выудил.
Они пили чай с пирогами и беседовали. Степенно и обстоятельно. Один – врачеватель тел, другой – душ. И Глеб Николаевич в который раз удивлялся тому, что в присутствии Аристарха Петровича его собственный телефон молчит. И в кабинет никто не заглядывает. Ну чудеса же?
– Глеб Николаевич, вы по совести мне скажите – не мешаю я вам? Так уж вышло, что, когда позвонили тогда из больницы, я сразу со службы, как был, сюда приехал спешно. А люди, знаете, реагируют на рясу. Я привык, всегда готов. Но заведение тут государственное, а государство у нас светское. Вы в отделении главный. Если мои визиты вашим пациентам мешают, то скажите.
– Будут мешать, скажу, – кивнул Самойлов. – Пока только пользу вижу. Восьмая палата у меня вашими стараниями вообще преобразилась. Как смогли больного убедить, поделитесь секретом?
– У вас своё мастерство, у меня – своё. – Отец Аристарх улыбнулся и поднёс чашку к губам. – Главное, что дело общее делаем.
– Угу, – немного рассеянно кивнул заведующий. А потом все-таки спросил о том, что его беспокоило: – А я думал, раз вы тут, то проповедовать будете.
– Зачем? – искренне удивился отец Аристарх. – Для этого храм есть.
– Ну а как же… людей к Богу приводить?
– Мне кажется, вы неверно понимаете иерархию, Глеб Николаевич. Я не привожу людей к Богу. На это способен только сам человек. Я могу только помочь.
Заведующий решил не вдаваться в теологический диспут, и вместо этого они еще поговорили про дела отделения, коллекцию подстаканников и пироги от матушки Серафимы, которые и в самом деле оказались выше всяческих похвал.
Собранная сумка стояла у дверей палаты. Стараниями Роси были приготовлены и розданы подарки: Валентине Матвеевне, обеспечивавшей комфорт во время пребывания Тина в отделении, постовым и процедурным сестричкам, анестезиологу и физиотерапевту. Остался один человек, которого Тихон должен отблагодарить лично. Именно поэтому Тин стоял уже полчаса у поста, развлекал медсестёр байками и уже порядком утомился – и языком работать, и слушать их хихиканье. А заведующий задерживался в операционной.
Девчонки вдруг резко перестали хихикать и принялись с деловитым видом шуршать бумажками. Тихон обернулся. Стеклянные двери в отделение распахнулись и показалась знакомая медведеподобная фигура. И пока Глеб Николаевич шёл к ним по коридору, Тин словно другими глазами увидел Вариного отца. Усталость читалась в каждом движении. В медленной походке. В том, как опущена голова. Как он на ходу растирал запястья. И Тихон впервые задумался, из чего состоят дни Глеба Николаевича. Или его сына. Или… дочери. Для Тина операция стала событием, перевернувшим жизнь. А для таких, как Варин отец – это каждодневная работа. И сейчас Тин отчётливо осознал, как она тяжела. Мысль показалась ему крайне важной, но он решил додумать ее потом. А сейчас…
– Здравствуйте, Глеб Николаевич.
– Приветствую, – кивнул Самойлов и обратился к медсестре: – Мариша, меня искал кто?
– Синицын вас искал! – тут же затараторила постовая. – Просил обязательно ему позвонить.
– Ясно. Выписку отдали? – Заведующий кивнул в сторону Тихона.