Издевается, скотина!
– Нет! Тогда уж лучше с пеной!
– Пеной для бритья?
В него полетела подушка, но он этого даже не заметил. Со сладострастным ужасом смотрел на сползшее одеяло, а под ним оголившаяся почти по самую попку нога, у самого лишь верха бедра перечеркнутая его футболкой с надписью «Если хочешь меня – улыбнись». А трусиков на ней нет, он это совершенно точно знал, потому что это было первое, что он увидел, войдя утром в ванную комнату. На «змеевике» – нечто черное, небольшое, состоящее почти из одних ленточек и пары прозрачных микроскопических лоскутков. Его мгновенно бросило в жар, когда он представил ЭТО на Наде. Вмиг стало так душно, что хоть раздевайся. Почти непреодолимое желание взять ЭТО в руки… потрогать… прижаться лицом… Он засунул руки глубже в карманы и, резко повернувшись, вышел из ванной. Обойдется он пока без душа! Надо сохранить хоть какое-то подобие здравого рассудка.
Завтракать Надя отказалась, лишь выпила кофе натощак. Чувствовалось некое взаимное смущение. «Что она вчера заметила?» – думал он. «Что я вчера натворила?» – думала она.
Торопливо поблагодарила за кофе и ночлег, кивнула неловко – и вот ее каблучки застучали по ступеням, зашумел лифт. А он прижался лбом к закрытой двери. Как ураган, как тайфун. Пришла, разворошила все и исчезла, оставив опустошение. Слышно, как лифт поехал вниз. Надо пойти позавтракать. И садиться за работу. Загадочные иностранцы, которых он окучивал уже два месяца, наконец-то соизволили ответить. И ему надо хорошенько подумать, что написать им в ответ. Да и Тепеш задач подкинул. Словом, есть чем заняться.
Вместо этого Виктор прошел в комнату, сел на краешек кровати. Его собственная футболка. Она в ней спала ночью. Протянул руку, коснулся нерешительно. А потом подхватил резко, уткнулся в нее лицом. Пахнет… пахнет ею… Сладостно, до дрожи, сводит с ума. Он откидывается назад, переворачивается на живот. И подушка… подушка пахнет ее духами. И отчетливо понимает вдруг, что очень долго не будет менять этот комплект постельного белья. Потому что он фетишист. Жалкий фетишист, которому ничего более не светит. Настроения работать нет совершенно.
Дома ей всыпали по первое число. Даром, что она отправила эсэмэску Любке, что будет ночевать у Вектора. Всё равно Надя оказалось виновной во всех смертных грехах. Вообще-то, права была мать. Кто бы ей вчера ночью так мозги прочистил… Какого лешего ее понесло после клуба к Вектору? Воспоминания смутные и какие-то… странные. Они обнимались в прихожей?.. Невероятно! И еще… этого быть не может, но… у нее ощущение, будто у него была… реакция на нее… конкретная такая, здоровенная реакция. Или… ей все же показалось? Все-таки она вчера была… не совсем в ясном сознании. Но воспоминание о его телесной близости было, наоборот, четким, стоило глаза закрыть – и сразу ощущение его гладкой теплой кожи под ее пальцами, щекой, губами. Она тряхнула головой, прогоняя непрошеное наваждение. Чего только спьяну не привидится и не причудится! Это же всего лишь Вектор! Но эта мантра отчего-то совсем перестала работать…
– Надюша, ну нельзя так! – Мама все еще кипит.
– Мам, я же предупредила, что не приду домой, – Надя привычно оправдывается. – И потом, я ведь у Витьки ночевала.
– Надя! Он же молодой человек! А ты так говоришь, будто у подружки осталась.
– Мама! – Надя закатывает глаза. – Какой он молодой человек! Он Вектор! – Она так убедительно врет, что даже начинает себе верить.
Мать только вздыхает, удивленно качая головой. А Надька быстренько смывается под шумок к себе в комнату.
Вера Владимировна неспеша пьет чай, задумчиво глядя в окно. Что за нравы у современной молодежи? Или это только ее старшая дочь такая? Она устало трет лоб. Вот у Баженовых сын вырос – можно только позавидовать. Статный, хорош собой, умница, учится отлично, уже оканчивает. Живет отдельно от родителей, самостоятельный, не бедокурит. Золото, а не парень. Куда только Надежда смотрит? Да такого хватать надо, умный, красивый, из хорошей семьи. Где она такого найдет? А у этой дурочки один разговор: «Это не парень, это Вектор!» Кто бы ей глаза открыл… на сокровище у нее под носом. Ага, будет она кого-то слушать… Вера Владимировна вздыхает, улыбается невесело своему отражению. Старшая дочь… Самый сложный характер. Самоуверенная, гордая, испорченная всеобщим поклонением и обожанием… Совсем как ее отец.
Глава шестая
Обратный билет должен стоить дороже,
можно, в конце концов, не поехать,
но нужно вернуться.
Весна была совсем некстати. Некстати сырой, пахнущий ветром и переменами апрель, с его ярким солнцем днем и пронизывающим сквозняком – стоит только неосмотрительно приоткрыть окно. Воздух влажный, холодный, но пахнет так… особенно вечерами… что хочется делать глупости – любые, по настроению. Вплоть до кошачьего желания влезть на крышу и мяукать на лимонную дольку месяца. Но вернее всего – гулять по политым дождем, темно-блестящим дорожкам парка, старательно обходя лужи, когда они видны в свете появляющейся из-за облаков луны, и благополучно шлепая по ним, когда луна прячется. А еще целоваться, разумеется – стоя, потому что все лавочки мокрые, радуясь темноте вокруг и тому, что кроме них, ни у кого нет желания гулять поздним апрельским вечером.
Настроение было до того непривычно и неприлично романтическое, что впору врачу показываться. Не водилось за ней раньше таких мыслей и желаний, а весна – пора лишь сезонного насморка и смены гардероба. Но целоваться в парке после дождя хотелось просто смертельно. Она даже знала – с кем. И это было верхом неприличия и ненормальности.
ebooksa