Кража в особо крупных чувствах

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сейчас закажем, – Петр сел на кровати и потянулся за телефоном.

– Нет, подожди. Не заказывай. Я хочу еще кое-чего.

– Говори.

А она молчит. Молчит и смотрит ему в глаза. Петр откладывает телефон.

Вот, собственно, и настал момент.

Прижать к себе. Крепко-крепко. Кожа к коже. Сердце к сердцу. Вжать в себя так, будто хочется ее туда, в себя, внутрь, вобрать, забрать, спрятать там, чтобы больше никто и никогда не посмел причинить ей боль. Чтобы ничто плохое никогда не коснулось ее.

Это невозможно. В силу профессии Петр это отчетливо понимает.

Но так этого хочется.

Петр отвел от изящного женского уха прядь волос и тихо прошептал туда:

– Я тебя люблю. Ты же знаешь это, правда?

– Знаю, – после паузы прошептала она. – И знала… там. Если бы я этого не знала, я бы… я бы не дождалась.

Ее тело снова крупно вздрогнуло – словно отпуская совсем, разжимая ту страшную пружину, что держала ее. А потом Элина вдруг подняла голову – и крепко поцеловала его в губы.

– То, что я тебя ужасно люблю, тебе и так известно. Давай заказывать икру.

– И блины?

– И блины!

– Слушай, а, может… А, может быть, если ты себя нормально чувствуешь, то мы…

– Еще раз? Я согласна!

Петр рассмеялся.

– Еще раз – это само собой. Я подумал, что, может, на блины с икрой завтра съездим к моим родителям? Я блинов вкуснее, чем у нас дома, не ел.

– Сын ресторатора в блинах разбирается! – рассмеялась Элина. Петру ужасно нравился этот ее легкий смех. Такой же, как раньше. Она снова вернулась – его умница Эля. Теперь уже по-настоящему и совсем – его. – Я согласна! Только надо съездить ко мне домой, взять какие-то вещи. И… слушай, меня же ждут! – вдруг, словно окончательно проснувшись и вернувшись в реальный мир, воскликнула Эля. Она смотрела на Петра широко раскрытыми глазами. – Петя, я же должна была лететь… Меня же ждут. Ой…