Петр прошел в кабинет, взял со стола лист бумаги и задумался. А потом выдохнул – и быстро накатал Эле записку. Длинную, на половину листа. В ней он повторил то, о чем уже сказал ей – про еду, кровать и крошки. Добавил про обильное теплое питье. И еще добавил, что к семи обязательно будет дома, и чтобы она не волновалась. Крепко задумался над постскриптумом, но все же решил оставить эти слова не для бумаги, а для очного… признания.
Петр положил записку на вторую половину кровати, рядом со спящей Элей. Еще раз посмотрел на ее лицо – спокойное, безмятежное.
Все. Теперь и в самом деле можно выдохнуть.
– Мам, привет.
– Как Эля?
Петр даже не вздохнул. Если бы мама не задала этот вопрос – Петр бы удивился.
– Она пришла в сознание.
– Слава богу!
– Я забрал ее из больницы домой. Мам, посоветуй, пожалуйста, какую-нибудь частную клинику… Мне надо, чтобы за Элей наблюдал какой-то хороший врач. Чтобы раз в день приезжал, проверял ее состояние. Я после работы заеду, возьму этого врача и привезу домой, к Эле. Может быть, надо какие-то уколы, витамины, я не знаю, что. Мне в больнице доктор дала бумажку с рекомендациями! – спохватился Петр.
– Пришли мне фото этой бумажки и скажи, в котором часу ты готов встретить врача дома?
– Мам…
– Я все решу. Жду фото назначений и время.
– Спасибо, мам.
Варвара Глебовна Тихая только хмыкнула.
– Дело Ветрову передали.
– Фамилия знакомая, но… – нахмурил лоб Арсений. – Это кто? Вы его знаете?
– Знаю не очень хорошо. Но с очень хорошей стороны. Ветров Константин Игоревич.
– Погодите, погодите… Тот самый Ветров? Это который пастор Шлаг?
– Он самый. Ты, кстати, знаешь, почему его так называют?
– Нет. Расскажите.