– Таки у вас и квитанции имеются? От Вселенной?
– Ты сейчас точно схлопочешь! А рука у меня тяжелая! – пригрозила Рох. А потом почти жалобно: – Ванюша… Ну ты же видишь… За эти деньги студию оторвут с руками. В драку. Но Назаров за такую цену продаст только тебе. Деньги я нашла. Сходится пасьянс, Ваня, сходится! Ты только согласись, хороший мой, а?
– А зачем мне это все? – спросил Иван. Больше себя и вслух, чем Марину. Но она ответила:
– Да потому что это верняк! Это раскрученный бизнес. Это кусок хлеба. С маслом, Тобольцев! И даже, если дурака не будем валять и лениться, – с икрой. Мы перестанем зависеть от капризов конъюнктуры, и знаешь почему? У нас будет что предложить! Просто сразу другой уровень. Ваня, мы с тобой отличная команда, а уж с собственной студией… С ТАКОЙ студией! И к тому же это шикарная недвижимость. Знаешь, – Марина стянула косынку и тряхнула волосами. А потом низко опустила голову. – Мне сорок три, Ванька. Задрало уже перед сопливыми малолетками на «кайенах» спину гнуть и рожу скалить. Хочу уже всерьез. Ты что, не доверяешь мне как партнеру?
– Началось… – вздохнул Иван. – Скажи еще, что я тебя не люблю.
– Да сдалась мне твоя любовь, – фыркнула Рох. – Мне руки твои нужны. И голова.
– Давай без расчлененки.
– Ваня… – она вздохнула. – Ну Ва-а-ань…
– Я подумаю.
– Вот и умница! – Тобольцеву наконец-то достался дежурный поцелуй в висок.
А теперь оставалось только удивляться. Себе, Маринке и своему самостоятельному подсознанию. Как он, Иван Тобольцев, вольный художник, сам-себе-режиссер, всю свою взрослую жизнь выстроивший так, чтобы в ней было по минимуму зависимости от мнений и желаний людей, обязательств и несвободы, дошел до собственной студии?! Да еще на пару с другим человеком, пусть таким хорошо знакомым и почти родным, как Марина Рох? Да еще ввязался в финансовые обязательства – при том, что ему проще было отказать себе в чем-то, нежели оказаться должным хоть кому-то. Долги Иван не любил. С детства. С фразы «Ваня, хороший мальчик должен…». Кому он должен, всем долги простил.
А теперь – заново. И совсем на другом уровне. Пусть Марина называет Ивана простофилей – пусть. Она и не так еще может назвать. Но Тобольцев прекрасно понимал, с какой стороны у бутерброда масло. И как его туда намазать. Все дело в стоимости затраченных усилий. А теперь он собирается впрячься по полной программе. И ради чего? Или… ради кого?
Пустая кружка звякнула об угол стола. Иван спустил ноги вниз. Ради себя, конечно. Это вызов собственным возможностям. А вызовы Иван любил. Но мысль о том, как он расскажет Дуне о своем новом проекте, была невероятно приятной.
Так. Ему надо срочно посмотреть студию живьем. Что за кота в мешке он собирается покупать? Иван полез в карман за телефоном, а выудил его вместе с какой-то бумажкой. Это оказалась записка от Дульсинеи с информацией, полученной от матери Ивана. А на обороте – репродукция Бакста. Значит, пригодился Бакст, Дуня? Или Иван Тобольцев тебе пригодился?
Стоп-кадрами замелькали в голове эпизоды их совместной прогулки. Рассказ про студенческие годы и реставраторов, мороженое и сирень в Александровском саду, красный торт, вопросы.
Поцелуй.
Да, он это делает для себя. Но и для нее тоже. Или для них.
Иван набрал номер Рох. Как там его собственность без него, скучает, поди?
А через пару дней Тобольцев взахлеб рассказывал Тину об их с Мариной студии. Да, они уже считали ее своей. Он в нее влюбился. В студию. Рох его любовь не нужна, только руки и голова. Хотя до официальной смены собственника студии надо было еще утрясти немало дел, но это Иван благополучно свалил на Маринку. А она не возражала, а кинулась все готовить со своей обычной энергией.
А Ваня теперь делился подробностями с Тихоном – всеми, какие мог вспомнить. Параллельно что-то спрашивал – о договорах, о процентах. Потому что Тин в этом разбирается гораздо лучше Ивана. Тихий порадовался за Ваню – но как-то сдержанно. Отвечал тоже рассеянно и не всегда впопад.