Да, она была лишней. На подоконнике лежали распечатанные фрагменты фотографий. Мужчины стояли, образуя маленький, но крепкий круг, держали в руках бокалы. Она ушла, чтобы не мешать. Возвратилась только на секунду – положить телефон рядом с кадрами.
Тин, как обычно, встал на розлив. Себе накапал чисто символически, Ване и Росе – как положено. Поднял бокал.
– Ну, за успех нашего безнадежного дела?
Ивану не понравилась фраза. И не понравилось, что мелькнул в дверном проеме бирюзовый сарафан. Дуня ушла. А впрочем, может быть, и к лучшему. Ни к чему ей слышать то, что сейчас будет говорить Тин. А он мог быть иногда очень груб. Сейчас будет таковым в разговоре с «друзьями» Ракеты наверняка, намеренно.
С кухни послышался звук льющейся в раковину воды. Тобольцев поднял свой бокал.
– А ни фига. Дело наше правое. Победа будет за нами.
Кратко звякнули снифтеры. Тихий свои капли проглотил одним махом, Ваня пригубил – коньяк того заслуживал. А вот Ракета уважения к звездам на бутылке не проявил и по примеру Тина замахнул в один присест, после чего тревожно уставился на друга. Тихий обернулся, изогнул бровь, заметив, что их оставили втроем. Однако комментировать не стал, молча протянул руки к принесенному телефону и распечатанным снимкам.
Дальше все делалось молча: сфотографировать, отправить сообщения. Тин выполнял все действия сосредоточенно, нахмурив лоб и поджав губы. Ваня потихоньку прихлебывал коньяк. Рося методично уничтожал тот же коньяк, но уже из бутылки, присовокупив к нему лимон.
Когда телефон с интервалом в несколько секунд просигнализировал сначала о доставке сообщения, а потом – о прочтении, лимона на тарелке не осталось, а коньяка в бутылке – на три пальца.
Друзья переглянулись. Слава потянулся было к бутылке, но потом отдернул руку. А Тин принялся набирать номер.
Иван попытался отгадать, какую роль примерит для разговора Тихон. Ждал почему-то бравады, клоунады, чего-то напоказ. Но голос Тихого, когда он заговорил, был бесцветен, сух, ровен. Каждое слово он проговаривал четко и не торопясь, словно диктовал.
– Фото получили? Понравились? Хотите, чтобы я поделился ими с широкой общественностью? Или, может быть, с правоохранительными органами? Неважно, кто я. Называйте меня благодетелем. Нет, не вашим. Ростислава Ракитянского. Знакомое имя? Это плохо. Очень плохо, ясно?
Почему-то по спине вдруг потянуло холодом, так, что Ваня обернулся к окну. Там, за ним, было жаркое летнее московское марево, и занавеска на окне не колыхалась. А холод полз по спине все ощутимей. И Тин все продолжал:
– Вы должны забыть, что когда-то знали этого человека. Тогда я забуду о присланных фотографиях. Я достаточно понятно выразился?
Телефон Тихон положил на стол аккуратно. Но звук услышался громко, как щелчок. Тихий прокашлялся.
– Все, – сказал нормальным, своим, живым голосом. – Дело сделано. Поехали. – Наклонил голову, прислушиваясь. – Хозяйка посуду моет? Ваня, позови Евдокию, скажи, что мы уходим.
На кухне по-прежнему журчала вода. Но посуду никто не мыл. Вода текла сама по себе, а хозяйка сидела сама по себе. Сидела за столом, опершись одним локтем о его поверхность, а другой рукой терла лоб. Ноги Дуня поджала под стул. И выглядела ужасно уставшей и почему-то замерзшей. И вдруг еще – одинокой.
Слова не шли. Никакие. Зато прекрасно шли ноги.
Присел на корточки перед ней. Потянул на себя руки, обе. Плюс тридцать за окном, а пальцы ледяные. Просто ледяные. Такие, что срочно захотелось отогреть. Дыханием. Губами. Но принялся энергично растирать ладонями.
– Извини. Мы уже уходим. Сейчас отдохнешь от нас.
ebooksa