Прав Илья, сто, двести, тысячу раз – прав! Инопланетянка… дура… оставшаяся один на один со своей разрушенной жизнью.
Кухня все так же хранила отпечатки вчерашнего вечера, к которым присоединились знаки сегодняшнего утра. Дуня стояла на пороге и понимала, что сил собрать посуду в раковину, вымыть ее, расставить по полкам – нет. Просто нет. И видеть она ничего из этого не может: ни коньячные бокалы – его и свой, ни чашки, ни заколку, которая лежала тут же.
Вынув из ящика большой мешок для мусора, Дуня стала все методично сбрасывать туда: блюдца, ложки, еду, заколку, чашки, снифтеры, предварительно вылив жидкость в раковину.
Через краткое время кухня стала абсолютно чистой. Потом с этим же мешком Дуня пошла на разгромленный балкон.
Она не разбирала разбросанные на полу бумаги, каталоги, карандаши, ручки. Все в пакет, все в мусоропровод, все! Мышка, коврик, альбом с образцами итальянской плитки, журнал лучших ресторанных интерьеров за прошлый год, эскизы, наброски, записи, все… Все! Все! В помойку! Где оказалась она сама.
И фотоаппарат. Туда же.
Дуня вернулась на кухню за остатками камеры и увидела прикрепленный магнитом к холодильнику лист бумаги, где были записаны телефоны, адрес отделения полиции и фамилия следователя.
Ну конечно, она же обещала приехать и подписать какие-то документы. Совсем вылетело из головы. Оставив огромный мусорный пакет около входной двери, Дуня пошла одеваться для визита в полицию. В спальне ее встретила незастеленная кровать.
Его недосказанное «когда захочешь развлечься» так и осталось витать в воздухе. Дуня чувствовала себя падшей, грязной и продажной.
На глазах снова появилась влага. Зачем же… зачем же так, автостопщик? Как же он выговорил… это… после… после всего? После разговоров, прогулок, помощи с Ракитянским, после того, как она открыла перед ним дверь своего дома… вот так – наотмашь. Хлестко.
Слезы перешли в рыдания. Дуня плакала, упав на ту самую кровать, где совсем недавно изменила Илье, плакала долго, захлебываясь, до икоты, вцепившись руками в подушку.
А потом наступило оцепенение, какая-то отрешенность от действительности. Она села на кровать, оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить, что же собиралась сделать. Через некоторое время вспомнила: полиция.
Сборы много времени не заняли. Первое попавшееся платье, волосы в хвост, паспорт, телефон, ключи от машины, мешок, наполненный счастливым прошлым.
Дверь просто плотно закрыть. Было не страшно оставлять незапертую квартиру. Честно сказать – просто все равно. После всего, что случилось, – недосчет телевизора или тостера казался мелочью.
Мешок Дуня выбросила в мусорный бак в соседнем дворе, отделение полиции нашла без труда. Оцепенение не проходило, но с ним было даже легче. Словно поставили заморозку. На вопросы отвечала механически, подписи ставила там, где говорили. И все то время, что она была в отделении, – звонил телефон. Сначала Тобольцев. Потом Илюша. Потом снова Тобольцев. Они так и звонили, сменяя друг друга. А Дуня медленно, не понимая ни слова, читала тексты, которые должна была подписывать.
Зачем ей звонит Иван, она даже не представляла. Разве после того, что сказано, еще существуют темы для разговоров? Она не могла с ним говорить.
А с Ильей… она тоже не могла говорить… не сейчас. Чуть позже.
Когда Дуня села в машину, телефон высветил три входящих от Ильи и пять от Тобольцева. Потом звук сообщения.
ebooksa