Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

«Мы ходили в лес за земляникой. Только закончила перетирать с сахаром. На твою долю тоже. Приедешь – заберешь».

Земляника, надо же… как послание из иного мира.

«Договорились. Спасибо».

Скупо, но на большее Дуня была не способна. Зачем-то полезла смотреть другого абонента. Он был онлайн. Наверное, с кем-то переписывается. Как когда-то они: про все на свете. Дуня просто стояла, смотрела на экран и не могла оторвать глаз от статуса «онлайн».

* * *

Он дал себе слово и держал его. Два раза в день. Утром, когда просыпался. И вечером, перед сном. Заходил в мессенджер и проверял. Да, абонент Дульсинея Тобосская был сегодня в сети. А вот она онлайн. С кем переписывается в такой поздний час, интересно?

Нет, неинтересно. Не должно быть.

До хрена чего не должно быть. А было.

Сколько у него было – до нее. Не вспомнить всех. Не сосчитать. Не помнил лиц, имен – большинства. А с ней – помнил все. Каждый взгляд. Каждое движение. Каждую минуту той ночи.

Да было бы что там вспоминать! Первый раз еще можно посчитать условно экзотическим – стоя, и она на столе. Второй раз – в кровати и старая добрая миссионерская. О чем там вспоминать?!

Каждый вечер перед сном. Как проклятое наваждение. Чем вышибить? Чем перебить?

Работа? Тошнит уже – столько ее. И от нагрузки ломит левую руку. Эластичный фиксатор на локоть и кистевой ремень для камеры теперь его лучшие друзья.

Смена впечатлений? Нельзя. Некуда. Студия. И неоконченное дело с проблемами Роси.

Новая девушка в постель? От одной мысли такая дурнота изнутри подступала, что оставалось только удивляться. Но словно исчезли другие женщины и существовала только она. Царица. Дуня. Дунечка. Принадлежащая другому.

Худо становилось от этих мыслей совсем. Очень. Ладно, сейчас перетерпеть. А потом физиология возьмет свое. Должна взять.

* * *

Илюша что-то чувствовал. Внешне все было как всегда, даже лучше, вот только он все чаще задерживал на Дуне внимательный пытливый взгляд. Или курил. Она никогда не видела его с сигаретой и думала, что этой привычки у Ильи нет. А однажды утром вдруг обнаружила пепельницу, в которой окурки.

Дуня была уверена, что дело не в бизнесе, а в ней. Знала. Она стала давать мало. Разговоров, шуток, ласк – всего мало, пряталась за срочными заказами, проектом дома дочери политика, проблемой поставки в срок мебели и витражей для ресторана Тихого. Все, что угодно, любая причина, любая… отговорка. Она это понимала и созревала для серьезного разговора, вынашивала в себе важное решение – расстаться. Ждала момента.

* * *

Дело выгорело. Конечно, исключительно Маринкиными стараниями, как Тобольцев считал, потому что сам он последние недели работал механически. Но, главное, выгорело.

И теперь Иван, стараясь не показывать изумления, наблюдал за людьми в бронежилетах, вставшими у входа в студию, за другими людьми – в строгих костюмах и со всевозможными кофрами в руках. Смотрел на группу моделей, пару стилистов, которыми командовала Рох. И Фил тут же, и Миша на подхвате.

И блеск бриллиантов и золота. Им заказал рекламную кампанию крупный ювелирный дом. Не светло-бирюзовый, а другой, их прямой конкурент. Проект такого масштаба был у Ивана первым. И он просто обязан выложиться на сто процентов. Ради себя и ради Марины.

Ваня поправил повязку на локте и шагнул вперед. Все просто. Масштабно, но понятно. Он профессионал. Здесь нет ничего, с чем он не мог бы справиться.