– Вот чего тебе на месте не сидится, а, Ванятка? – Антонина Марковна накладывала внуку полную тарелку. – Три дня дома побыл, и все – уже снова куда-то надо. Чего ты в том Владимире забыл?
– Юрий Валентинович просил.
– А, ну это дело, конечно, нужное, – бабуля прищурилась, прикидывая, что бы еще положить к паре фаршированных перцев и горе картофельного пюре. – Да только все равно, Ванька, не сбежишь ты так.
– От чего не сбегу?
– А вот от чего ты там сбегаешь, – Антонина Марковна обернулась от плиты с полной тарелкой наперевес. – Или от кого.
– И с чего это ты взяла, что я сбегаю?
– Да уж глаза пока видят! – подбоченилась бабушка. – Вот что за парни пошли? Нет чтоб за девку сражаться, они – во Владимир.
– Мама! – теперь помощь Ване пришла с другой стороны.
– Не удирать надо, а за женщину свою биться! – не уступала Антонина Марковна. – Любовь, Ванька, никто на тарелочке с голубой каемочкой тебе не принесет.
– Я на любовь на тарелке не претендую, – такой разговор с матерью и бабушкой представлялся верхом абсурда. – Мне вот перчиков на тарелке можно?
Бабуля поставила перед ним еду с демонстративным стуком, а потом села напротив и своим фирменным жестом подняла указательный палец.
– А все одно, Ваня, от любви не удерешь. Даже хоть и во Владимир. Любовь ничем не перешибешь.
– Хлеба можно? – нарочито спокойно.
– Ты ешь да слушай старших!
– Мама, ну оставь его в покое. Взрослый. Сам разберется.
На кухне стало тихо. А потом Иван с удивлением услышал собственный голос:
– Не с чем там разбираться. И сражаться не с кем. И не за кого. Другого она любит. А любовь ничем не перешибешь, ты сама сказала, ба.
И снова тишина. А потом деловитый голос Антонины Марковны:
– А давай-ка я тебе, Ваня, еще лечо положу.
В пятницу Дуня уехала к Кате. Накупила кучу подарков детям, выбрала в магазине аксессуаров красивый палантин для подруги, а ее мужу приобрела бутылку виски.