Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

Дуня смотрела, как пар от чая тонкой белой струйкой поднимается немного в сторону под действием легкого ветерка.

– Я не говорила Илье. Но, думаю, он догадывается. Если не о том, что изменила, то о том, что, возможно, кого-то встретила… А не сказала не потому, что не смогла найти в себе силы выговорить это, вовсе нет. В то утро, когда уходила, – была готова признаться во многом, просто… он сам не хотел знать. Мне кажется, он боялся услышать правду. Понимаешь, Илья тот человек, который, если ему надо, – идет во всем до конца: и в работе, и в жизни. И если за те два месяца, что мы провели вместе после… после моего поступка, он не задал ни одного вопроса и не докопался до истины – значит, не хотел этого знать… закрыл глаза, – Дуня сделала глоток. – Своим уходом я нанесла ему большую рану. Это и крах отношений, и удар по мужской гордости, потому что не он, а его оставили. Сказать в глаза о своей измене – это добить лежачего.

– Ты переживаешь… – Катя обняла подругу, и Дуня положила голову ей на плечо.

– Да, очень. Но знаешь, я не жалею о своем решении. Я старалась склеить разбившееся – ничего не получилось. Дальше было бы только хуже. Почему все так сложно? Вот, кажется, хороший надежный человек, умный, щедрый, но не получается.

Чай совсем остыл, и Дуня допила его жадно, словно пересохло горло.

– А другой, который фотограф?

– Ваня, его зовут Ваня. До нашей встречи я думала, то, что у нас с Ильей, – и есть любовь. Настоящая зрелая любовь двух современных людей. А потом возник Ваня – и все перевернулось с ног на голову. И я поняла, что, наверное, не любила Илью по-настоящему. Нет, конечно, он мне дорог, и сейчас дорог, только… только, как выяснилось, без Ильи я могу жить, а без Вани – нет. За Илью я могу переживать, чувствовать свою вину, а без Вани… без Вани все не имеет смысла. Ни работа, ни куча дел, ни посиделки в кафе. Какое-то абсолютное одиночество. Без него словно только половина меня. А вторую он унес с собой. И такая тоска, Катя, такая тоска, ты бы знала…

* * *

Перед выходом из дома по привычке проверил и перетряхнул рюкзак. И во внешнем кармане обнаружил что-то плоское и тонкое. Вытащил. Уже изрядно помятое, погнуты уголки. Как и положено влюбленному придурку, таскал последние месяцы с собой. То самое фото, которое он сделал во время остановки в день знакомства. Заброшенное поле, бледное майское небо, только набирающее лазурь, и тонкий силуэт в сером платье. Неужели прошло всего четыре месяца? Словно привет из другой жизни. В которой сам он был вольным рыцарем автостопа.

А теперь… Что теперь? Собственная студия, куча обязательств, впереди – новый опыт наставника. А, еще разбитое сердце. Так, кажется, говорят в мелодрамах? Ни-фи-га. Сердце – мышечный орган, разбиться не может. Болеть может, да. Но это пройдет.

Он медленно смял в руке снимок. Сминал долго, запоминая это ощущение. Прощаясь – теперь уж просто со снимком девушки в сером платье.

– Ваня? – донеслось из прихожей. Это из школы вернулась мать. – Ты уже собрался? Чаю на дорогу попьешь? Я коврижку купила.

– Обязательно попью, – он встал, чтобы ответить на материнский поцелуй.

– А что это у тебя, Ваня? – Ида Ивановна смотрела на скомканный лист в его ладони.

– Да так. Ничего. Неудачное фото.

* * *

В машине пахло яблоками, Катя дала с собой большой пакет, и аромат спелых плодов наполнил салон. Кроме этого, в багажнике стояли баночки обещанной перетертой с сахаром земляники, кабачок и связка сушеных грибов. Дуня возвращалась в Москву. Остановившись на заправке, чтобы долить в бак бензина, она уже привычно набрала номер телефона. Знала, что абонент будет недоступен, но вдруг произойдет чудо? Не произошло.

Потом так же привычно заглянула в чат. Тоже без результата. Потом инстаграм. А там – железнодорожные пути и мост над ними. Кажется, ничего особенного, но ракурс, но яркое вечернее небо. Дуня могла не читать подпись, она и так знала, что это Ваня. Но все же поймала взглядом: «Привет от Ивана Иваныча».

И больше уже ничего не видела. Всю неделю держалась, у Кати глаза были сухими, хотя, кажется, не найти лучше места для слез, чем плечо подруги – понимающей тебя женщины, а не смогла.

И лишь после этого фото накатило. И полилось. Сил хватило только чтобы отъехать чуть в сторону – не мешать другим машинам. А потом закрыла лицо руками и разрыдалась. Поняла, что он на связи. Со всеми на связи, с кем хочет, кто нужен. Что зря она его ждет. Не нужна ему Дульсинея.

* * *

Он вышел из подъезда и от неожиданности поморщился. На нос упала прохладная капля. А ведь дома в окна светило солнце. Иван задрал голову вверх. Солнце и сейчас светило. И в то же время с неба падали редкие капли – невидимые, но вполне ощутимые.

«Слезы царицы» – так, кажется, называется дождь при солнце. Бабуля, по крайней мере, всегда именно это утверждала.