Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

Притаившаяся в уголках губ усмешка была тоже ужасно знакомой.

– Нет, это не фамилия. Это… А пойдемте чай с тортом пить и знакомиться?

Светловолосая женщина с умными и ироничными глазами проследила за тем, как на тумбочку легли ключи, и кивнула.

– Пойдемте. И ужин готов. Торт, я надеюсь, «Ленинградский»?

– Разумеется.

Уже когда состоялось знакомство, был съеден ужин и разлит по чашкам чай, раздался звонок Ваниного телефона. В трубке послышался запыхавшийся царский голос:

– Ваня, я совсем забыла! Там мама моя приехала, я ее встретила, домой отвезла, а потом замоталась и тебе не позвонила сразу. Ты не пугайся, если что.

– Чего мне пугаться? – Тобольцев отрезал кусок, положил на тарелку и пододвинул своей визави. – Мы уже познакомились и чай пьем. С твоим любимым тортом. Ты скоро? А то торт заканчивается.

Ответом ему был смех Дульсинеи.

На Новый год мама не осталась.

– Твой отец уже пригласил к нам соседей на праздник, так что придется много всего готовить.

– Тетя Оля пожалует со своими фирменными салатами? – поинтересовалась Дуняша.

– Обещала.

Ранним утром тридцатого декабря Ваня с Дуней проводили маму на вокзал и посадили ее на поезд. Мать никак не прокомментировала изменения в жизни дочери и не устроила расспросов с пристрастием по поводу Ильи. Казалось, ей было вполне достаточно увиденного своими глазами. И за это Дуняша маме была очень благодарна.

– Твой Ваня мне очень понравился, – вот и все, что сказала она на прощанье перед тем, как подняться на подножку поезда.

– Мне тоже он очень нравится, – и Дуня крепко обняла свою маму.

А тридцать первого с самого утра началась предпраздничная кутерьма.

В телевизоре Ипполит Георгиевич сетовал на то, что мужчины перестали лазить в окна к любимым женщинам. Маленькая полуметровая елочка мигала огоньками, блестела конфетами и глянцем крошечных фотографий. Дизайн елки целиком и полностью принадлежал хозяйке квартиры. Сама хозяйка в бриджах и рубашке в клетку виши торопливо застегнула пуговицу и шлепнула Тобольцева по рукам. И то и другое она делала за последние три часа, посвященные приготовлению праздничного ужина, несколько раз. Ваня ничуть не расстроенно вздохнул и заглянул в холодильник – проведать вино.

– У меня все готово, – раздался за спиной голос Дуни. – Без пяти одиннадцать. Может быть, сядем за стол?

Обернулся Иван уже с бутылкой в руках. И правда, пора за стол. Пахнет на всю квартиру, ладонь леденит узкое горлышко, а рядом женщина – в бриджах и рубашке, на которой она так и не застегнула до конца пуговицу, теплая, домашняя, без алой помады и идеальных стрелок, пахнущая каплей духов и мандаринами. Только его на сегодняшнюю ночь. Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Впереди был вкусный ужин, холодное и терпкое вино, поцелуй под бой курантов, первые взаимные новогодние поздравления и подарки. И ночь. Новогодняя ночь только для них двоих. И, полные этим предвкушением, они шагнули с кухни, взявшись за руки.