– Благостно все, Федот Тихонович. Последние бузотеры завербовались в строительные бригады и в Одессу укатили. Из-за этого цены для найма шабашников выросли, купцы жалуются, что чернорабочих уже просто так на бирже и не сыскать. Лихое дело – две тысячи за один призыв набрали только у нас. Сколько по остальным городам – даже не представляю.
– Да, это слышал. Хотя, нам же проще. Если голытьба в песках станет лопатой махать, тебе меньше придется в ночь-полночь на вызовы бегать... И в газетах хорошо пишут. Про то, как германский император позволил верным войскам закрепиться на достигнутых позициях. И про доблестный русский флот, вместе с итальянцами перегородивший Средиземное море от края до края.
Расстегнув пуговицы на жестком воротнике, урядник мрачно продолжил:
– Я только одно не пойму, если сводному экспедиционному корпусу так легко позволили север Африки к рукам прибрать, где же тогда враги наши исконные? Где франки с бриттами гадость удумали сделать? С какой стати им колонии захваченные отдавать за бесплатно?.. Неужели впервые за долгие годы сумели злодеев со спущенными штанами прихватить?
– Не знаю, Аристарх Гвидонович. Я даже кое-что из кляузных листков посмотрел, заголовки глазом пробежал. Молчат, ни о каких надуманных проблемах не пишут. Если бы что стряслось с добровольцами, уже бы желчью исходили.
– Вот и я о том же. Одна надежда, что немцы своей любовью к порядку и штыками привели к повиновению дикарей. Все же в Румынии они воевали долго, опыта поднабрались, не чета нашему Ваньке с печи. Глядишь, и будущий студент живым вернется, без ранений и с целыми руками-ногами. Тогда его к делу пристроить сможем. С медалькой-то.
Грыз урядника червячок сомнения, было такое. Подспудно мыслишка ворочалась, загнанная в самую глубину памяти. Ведь у пацана идею отобрали, верному человеку на блюдечке выдали и посчитали, что так и надо. Что люди в чинах и при власти лучше знают, как по жизни идти и кому в пояс кланяться. Только не захотел Сергий спасибо говорить. Собрался и на войну уехал, подальше от “благодетелей”. Обидно будет, если так и сгинет на чужбине, среди людоедов африканских.
– Домой я поеду, устал за неделю... Если что-то узнаешь, мне скажи. Тяжело на сердце. Будто заново с Портой на Балканах бодаемся. Все у нас хорошо, балы каждый день и праздники с салютами. А потом – бах, и болгары в Софии с турками соглашение подписывают, нас не позвав.
С водой повезло. Четверка Сергия в обед, когда буря чуть успокоилась, подгребла верблюдов, нагрузила пустыми бочками и двинулась по узкому овражку, уходившему от холмов на север. Сначала по прямому отрезку, а затем петляя между отвесных красных стен. Над головой ветер еще кидался песком вперемешку с вездесущей пылью, а рядом с грязной водой тихо. Ни чужих патрулей, ни зверья. Все попрятались. Только Макаров и староверы ведрами успевают наливать живительную влагу, которую потом через несколько слоев марли процедят, хинин с прочей дрянью германской намешают и по флягам разольют. Шесть бочек – это два дня еще продержаться можно. Больше все равно не позволят.
– Сумеем еще разок, Сергий? – закончил цеплять на ремни последнюю бочку Мордин. Поднять верблюда – и можно двигаться в обратный путь.
– Нет, Фокий Карпович. Еще час пометет и все уляжется. Как раз времени в обрез, чтобы обратно вернуться. Потом сюда наверняка бритты кого-нибудь сунут. Как мы овраг с той стороны под прицелом держим, так и бережок этот обязательно под себя соседи подомнут. Не придурки с той стороны, даже не надейся.
– Тогда ночью? Нам без воды никак. А на восток идти смысла нет – там все как на ладони.
– Завтра думать будем. Пока давай не расслабляться. Тереби животин, топать пора.
С водой Сергий еще сам хотел чуть-чуть повозиться, как в лагерь вернутся. Собрал из гильз и веревок подобие простейшего “круга смерти”. Крышку у бочки поднять, на поверхность воды сверху положить, чуть силы влить – вся дрянь до самого днища передохнет. Заполучить какую-нибудь холеру местную или паразитов совершенно не хотелось. Главное, чтобы мужики рядышком постояли, от любопытных глаз прикрыли. Потому что дай волю горбуну в черной рясе, так и до трибунала не доживешь, здесь потребует на костер отправить.
Но, надо отдать должное, бился Герасим храбро. И с винтовкой управлялся неплохо, и в рукопашную ходил, когда в окопы дикари полезли. Одного на штык насадил, упавший тесак поднял и пошел рубиться, словно кочаны капустные с плетеного тына сшибал. Сила у монаха чудовищная, ему что шею одним ударом раскроить, что руку или ногу кому укоротить. Потом, как атаку отбили, вернулся и кричащих от боли чужих раненных упокоил. Настоящий ангел смерти.
Обходивший дозоры вахмистр притормозил рядом с отнорчком, откуда торчали знакомые сапоги. Таких позиций понаделали много – узкая щель, чтобы лежать удобно, вперед дырка. Сверху прикрыто плоскими камнями. Шрапнель не страшна, а фугас любое укрытие расковыряет, сколько ты сверху не наваливай.
– Что высматриваешь? – спросил Кизима, даже не пытаясь высунуться из глубокой траншеи. С другой стороны глазастых много, периодически постреливают. Никак угомониться не могут.
– Господин гауптман бинокль из личных запасов выделил. И мнится мне, что вон у тех домиков кто-то из артиллеристов устроился. Вроде с картой возится. Наверняка позиции для обстрела намечает.
– Молодец, я бы и не приметил. Сколько до него?
– Больше версты. Но не полторы, это уже дома. Наблюдатель ближе... Куда как ближе... Значит, на аршин выше и локоть вправо... И костерок они удачно запалили, видно, как ветер дым сносит. Слабый ветер... Еще на два пальца правее возьму. Вот так...