– Паскуды безмозглые, ее-то за что?!
С трудом удерживая рассердившуюся Кусаку от атаки, Сергий оперся о кровать и прижал ее к себе. Самое худшее, о чем подозревал, случилось. Не будет никакого разбирательства. Никто и не посмотрит на бумаги, медали и прочий “мусор” от соседей. Для придурка в погонах – опасный арестант держит дома чудовище. И его нужно уничтожить. Можно – обоих разом. За нападение на господ из Особого отдела.
В груди заворочалась злоба, на кухне мигнула керосиновая лампа. Стоявший у окна монах не раздумывая долбанул локтем по стеклам и вывалился наружу. Он, в отличие от придурков внутри, прекрасно знал, чем заканчиваются подобного рода “развлечения”. Избу по бревнышку разметает, никто даже пикнуть не успеет. А ведь предупреждал, чтобы ему первому дали возможность поговорить с опасным преступником. Но – нет, в атаку побежали, грудью на пулеметы. Вот и добегались...
За стеной матерились и спешно перезаряжали револьверы. Лампа еще пару раз мигнула и погасла. Во всем доме наступила темнота, только в щель печной заслонки тонкой оранжевой полоской помигивали угли. Хозяин ждал, чтобы окончательно прогорели, потом бы вьюшку закрыл.
– Сдавайся, Макаров! – заверещал Шипилин, еще раз выстрелив в дверной проем. – Или мы тебя прямо там закопаем! А будешь сопротивляться, вообще спалим, вместе с хибарой!
– Слышь, ты, падаль тыловая, – неожиданно ответил Сергий и его тихий спокойный голос показался куда страшнее, чем любые крики и нецензурщина. – Если я выйду, ты даже помолиться не успеешь. Честное слово, кости из живого повыдергиваю и остатки на кол посажу. Подыхать будешь месяц, я это обещаю.
– Вашбродь, – зашептали в темноте, – уходить надо! Он же ведающий, вон что творит! Колдун проклятый, убьет всех, не успеем и глазом моргнуть!
– Чтобы я от колдунов бегал?
– Зачем бегать? Выйдем, дверь подопрем и охотников вызовем. Или этого заставим, которого попы дали. Пусть он с лиходеем силами меряется...
Не дожидаясь ответа, самый сообразительный затопал сапогами, воткнулся сначала в стену рядом с выходом в сени, потом уже скрипнул дверью и загремел пустым ведром снаружи.
Через минуту в доме чужаков не было.
Прижав к себе гиену, парень гладил ее по боку, ощущая горячую кровь под руками. Кусаке было больно, она чуть поскуливала и жаловалась хозяину на нехороших гостей. Ведь даже никого не тяпнула – а они...
– Тихо, моя девочка, тихо... Сейчас я тебе помогу... Прости, моя хорошая, но нельзя тебя оставлять. Добьют, еще живую сапогами запинают. Дикари они, маленькая, что с них взять... Закрой глазки, пожалуйста. Я рядом, я твою боль на себя приму. Спи, расслабься... Все будет хорошо. Я с тобой. Рядом. Всегда буду рядом...
Вздохнув, гиена расслабилась, закрыла глаза и мерно задышала. Секунда, другая – и в комнате наступила тишина. Сергий ощутил, как по лицу текут слезы. Верная помощница, преданная и любившая его просто за то, что он есть – ушла за грань. Навсегда. Отдав за хозяина жизнь. Поверив, что он защитит, как это было раньше. Подарит вечный сон, избавив от боли и страданий.
Мы в ответе за тех, кого приручили. До самой смерти.
Во дворе суетился коллежский асессор, раздавая приказы. Трое жандармов выстроились полукругом перед входом и держали на прицеле крыльцо и разбитое окно. Ждали, когда оттуда полезет жуть колдовская. За заборчиком переминались с ногу на ногу еще пятеро полицейских, приказом поднятых вечером с кровати для оцепления квартала и оказания необходимой помощи.
– Назар! Иди сюда! – неожиданно долетело изнутри. – Один иди, болваны пусть на улице остаются... Иди, или я сам выйду.
Монах мрачно посмотрел на Шипилина, тот окрысился в ответ:
– Что стоишь? Давай! Делай свое дело! Зачем тебя только с нами прислали, под ногами путаешься, толку от тебя...
– Фонарь дайте.