Начало нас

И мое сердце разбивается.

Ее крошечный, хрупкий сломанный голос опустошает меня. И я не думаю, что когда-нибудь снова буду прежним. Звук ее голоса, единственный раз, когда я его слышал, погубил меня.

Наоми, наконец, отпускает меня, и я падаю обратно, держа ее на руках. Я прижимаю ее к груди, а она тихо плачет. Она знает.

Ей всего четыре, но она знает.

Наоми плачет, а я нет.

Я не знаю, потому что единственное, что эхом звучит в моей голове, это ее голос.

Я не плачу, потому что ничего не чувствую.

Я не чувствую… потому что не могу себе этого позволить.

Наоми нужна мне целиком.

Моя сестра хочет, чтобы я был сильным. Для нее.

Я ее старший брат.

И теперь я — все, что у нее есть.

В тот день, когда я вытащил свою младшую сестру из-под талии нашей мертвой матери, я понял, что в жизни больше никогда не будет ничего справедливого. Ничто никогда не будет правильным.

Единственный раз, когда моя сестра заговорила со мной… это когда я оттащил ее от трупа нашей матери.

— Тебе с Наоми пришлось слишком быстро повзрослеть, — тихо говорит Диана, наш социальный работник из Ямайки. — Она еще так молода, и ей нужна семья. Кто-то, кто может стать для нее матерью и отцом.

— Я был для нее ими обоими. Я вырастил ее, — каркаю я, мой голос дрожит. В детстве я менял ей подгузники, кормил ее, одевал, не спал с ней всю ночь, когда она болела, читал ей… Я был всем, чем она нуждалась во мне.

Я единственный человек, который может любить ее так, как я… потому что она — часть меня.

— И тебе не следовало этого делать. Ты сам был - и есть ребенок.

Я качаю головой, слезы жгут глаза. Я не плакал, когда умерла наша мама. Они уже разлучили Наоми со мной. Приемная семья – жестокая система. А вот если ее у меня отберут навсегда… Не думаю, что я это переживу. 

— Я ей нужен. Я ее единственная биологическая семья, и вы хотите отнять это у нее? Она принадлежит мне.