Начало нас

22
18
20
22
24
26
28
30

Женщина, которую я помню, — пьяница, наркоманка, которая никогда не смеялась и ненавидела своих детей.

Женщина, которая умерла в одиночестве, ожидая мужчину, которого любила, — бессердечная, покинутая, бессердечная и лишенная любви женщина. Кто-то дешевая.

Я помню эту мать, а не ту, что на фотографиях. Та, в дорогой одежде, на фоне большого дома и ярких машин. Она самозванка.

— Продолжаем, — мягко уговаривает доктор Навея. — Мы знаем, что все это очень запутанно, но все станет понятно, как только ты увидишь остальное, и мы с радостью ответим на любые твои вопросы.

На следующем полароидном снимке, который я нашел, изображена моя мать, держащая ребенка. 

— Это я, — недоверчиво шепчу я себе под нос. Я узнаю себя младенцем, потому что мама раньше показывала мне фотографию. Обо мне, когда мне едва исполнился год.

В папке я нахожу еще больше своих фотографий. В детстве, малышом, а потом немного старше. Каждая фотография выглядит так, как будто ее хранили с особой тщательностью, без единой морщинки и в сохранности.

Последняя в папке — моя, на мой шестой день рождения, но после этого фотографий больше нет. Остальная часть папки пуста.

Я сглатываю комок в горле и смотрю на лица Бенджамина и Навеи Хейл. 

— Что все это значит? Я не понимаю. Кто вы для меня? Откуда у вас эти фотографии? Какие у вас отношения с моей матерью?

— Хэдли, твоя мать, — была моей младшей сестрой. Единственная сестра, которая у меня была. Это делает меня твоим дядей, а Навею — твоей тетей, — говорит он совершенно спокойно. Как будто он только что не перевернул всю мою жизнь.

Мир вращается и наклоняется вокруг своей оси, прежде чем выровняется. Холодный пот выступил у меня на шее, и я тупо смотрю на них.

— Мы твоя семья, — тихо добавляет Навея с нерешительной ноткой в голосе.

Нет, Наоми — единственная семья, которая у меня есть. Единственная семья, которая имеет значение.

— Это не может быть правдой. Если моя м-мама — твоя сестра, тогда к-как… — Я делаю паузу, когда начинаю заикаться в замешательстве, нервно облизывая губы. — Все это не имеет смысла. Моя мать никогда не упоминала никого из вас, и если вы те, за кого себя выдаете… тогда где вы были все это время?

Диана откашливается и поднимается на ноги. 

— Как насчет того, чтобы я принесла нам кофе, пока вы, ребята, говорите об этом? Хотите что-нибудь, мистер и миссис Хейл?

Миссис Хейл робко улыбается.

 — Мне, пожалуйста, карамельный латте.

— Мне ничего. — Ее муж хмурится.