— От нее невозможно ничего скрыть. Такое ощущение, что уши у нее повсюду. Я не удивлюсь, если у нее в доме будет куча секретных камер.
Коул не смеется над моей шуткой.
— Я ей не доверяю.
От его слов у меня сразу же поднимаются волосы, и я наклоняю голову, внимательно изучая брата.
— Что ты имеешь в виду?
— Что-то с ней не так, — устало говорит он, прежде чем потереть лицо рукой. У него немного грубоваты щеки и подбородок. — Я не знаю… но что она получит, помогая нам или лгать ради нас? И я не пытаюсь ее судить, но ее мотивы сомнительны. Она вышла замуж за папу, а он на два десятилетия старше ее. Я имею в виду, это не любовь. Это точно. Папа не способен любить.
— Деньги, — невозмутимо говорю я. — Деньги заставляют людей делать сумасшедшее дерьмо.
— Хм.
— У меня все под контролем. Я могу справиться и с папой, и с Сиенной самостоятельно. Пока ты не вернешься домой.
Коул смотрит на меня — не то чтобы пристально, но близко.
— Я все еще злюсь на тебя, — с сожалением напоминает он мне.
Я легкомысленно машу рукой.
— Ты меня простишь. Я засранец, а ты хороший брат. Ты
Его губы дрожат в легкой ухмылке.
И я знаю, что у нас все хорошо.
***
Мы с Коулом встаем на ноги, и я обхожу вокруг стола. Схватив его за плечо, я притягиваю его к себе в полуобъятия.
— Еще две недели, и ты вернешься домой. Ты справишься, я знаю.
Его программа реабилитации рассчитана всего на 30 дней. Он уже на полпути.
— Спасибо за домашнее задание, — неохотно бормочет он.