Он сделал паузу, одарив меня болезненной улыбкой.
— Третий раз был самым ужасным. Мой отец умирал, и ты была мне нужна. Но ты ушла, не оглянувшись.
Я, наконец, поняла… почему.
Мое сердце нырнуло в пустой желудок, где раньше порхали бабочки, оставив в груди пустоту… и боль.
Мои шрамы зудели, фантомное эхо настоящей боли. Мои шрамы яростно горели, напоминание о том, что Мэддокс успокаивал боль… но не больше.
Я сжала грудь над своим зимним пальто, слезы жгли мне глаза.
— Ты злился на меня. За то, что я ушла. Это было твое наказание. Эта длительная разлука была моим наказанием за то, что я бросила тебя.
— За нарушение своих обещаний, — мрачно прохрипел он.
Небо разверзлось, и дождь обрушился на нас, намочив нас. Мэддокс едва вздрогнул, когда на нас обрушилась буря.
Мне было так холодно, я промерзла до костей… но мне было все равно. Я утонула в его голубых глазах и молилась, чтобы он спас меня.
— Я все еще влюбляюсь в тебя, Мэддокс, — прошептала я. Падение. Утопление. Дождь смыл мои слезы.
— Ложь, — прорычал он, нахмурив брови. Его выражение лица было бурным. Болезненным. Громогласным.
Мои губы дрогнули в горько-сладкой улыбке.
— Что еще ты хочешь, чтобы я сделала? Я пыталась. Мэддокс. Я пытаюсь…
Для тебя. Для нас.
Моя рука потянулась к шее, чтобы схватиться за ожерелье, как я всегда делала. Мой якорь. Мои пальцы коснулись обнаженного горла, и мое дыхание сбилось от горького напоминания.
Нет ловца снов.
Его глаза потемнели, почти яростно. Его челюсть напряглась, и я услышала, как скрежещут его коренные зубы.
— Ничего, — сказал он. — Точно так же, как ты ничего не сделала, когда я умолял тебя остаться. Ворота позади тебя, Лила. Ты можешь уйти сейчас. Ты больше мне не нужна.