— Вот посмотрите, посмотрите, я без пудры, а они стали бледные.
Все с улыбкой воспринимали ничем не замутнённую радость юной, а Надя была самой младшей из фрейлин, ей только-только исполнилось семнадцать лет, фрейлины. Конечно, веснушки у Нади не исчезли, и не то, чтобы они сильно побледнели, это могла заметить только Надя, потому как остальные и так не замечали эти «поцелуи солнца» на юном лице княжны Столич.
В такой момент шумной женской беседы, перемежающейся смехом, ахами и вздохами, и вошёл император.
Фрейлины сразу подобрались, поклонились и повинуясь кивку императрицы разноцветной стайкой вышли из гостиной.
Мария Алексеевна была рада видеть мужа, обычно он появлялся только к обеду, если позволяли дела, и каждый раз, когда ему это удавалось, был праздником для неё и для детей. А здесь ещё утро, а он уже пришёл к ней.
— Дорогой…
— Дорогая…
Они начали говорить вместе и дружно рассмеялись.
— Говори сначала ты, — попросила Мария мужа
И император рассказал супруге про письма из Никольского уезда, про мыло, про сталь, про булат.
— Я знаю, — сказал он, — что тебе по каким-то причинам неприятно, что я выделяю Лопатина…
— Нет-нет, — прервала супруга императрица, — я была неправа, эти люди многое делают для империи, для нас, — произнося это императрица подумала, что впервые не старается спрятать от мужа правую щёку, это было приятно, — поэтому ты прав, а я… я была слишком недальновидна. Прости.
Император несколько ошарашенно смотрел на жену, не понимая, что могло так резко изменить её мнение:
— Значит ты не будешь возражать, если я подпишу присвоение баронского титула Лопатину?
— Конечно, нет, — императрица замотала головой, понимая, что муж до сих пор не подписал документ только из-за того, что думал как ей будет неприятно. В груди разлилось тепло.
— Он любит меня, — подумала императрица и нежно поцеловала супруга
Император уже выходил, когда Мария Алексеевна решила сказать ему, что собирается встречаться с Ирэн и даже начала говорить:
— Я…
Александр, уже стоя возле дверей, обернулся:
— Ты что-то сказала?