Записки злой ведьмы. Королева шипов

22
18
20
22
24
26
28
30

Девушка зарылась пальцами в волосы, закрывая глаза и тяжело сглатывая тугой комок, внезапно появившийся в горле.

— Я что, выгляжу настолько безмозглой дурой? Или ты просто решил, что ты мне настолько безразличен, что если быть со мной честным, то я ни за что не пойду тебе навстречу?

Она чувствовала, как по щекам покатились слезы. Когда она плакала в последний раз? «Королевы не плачут» — любил повторять Дядя. А Князь убил его … Она ведь готова была смириться, забыть обо всем ради того, чтобы быть с Демиром. Неужели он ей настолько не доверяет?

— Настенька…

Она открыла глаза и встретилась с полным растерянности взглядом. Его рот мучительно искривился, меж бровей залегла глубокая складка. Его вид — такой родной, в одночасье ставший таким далеким, переворачивал душу. Мучительно хотелось, чтобы он обнял, прижал к себе. Сказал, что все неправда. Но он молчал. Раздумывал о том, какую именно из его полу-правд ей удалось узнать?

Анастасия чувствовала, что ее трясет. Еще немного, и она позорно разревётся прямо здесь и сейчас. Мать милосердная! Ну пусть он скажет хоть что-нибудь!

— Ты знал, что это Князь стоит за нападениями на замок. Ведь знал? — не выдержав, выпалила она, а сама мысленно взмолилась Четверым. Пожалуйста, пусть он скажет, что это не правда. Пусть обзовет истеричной дурочкой, прижмет к себе, поцелует и навсегда запретит и близко подходить к вину. Что угодно…

— Знал, — глухо отозвался Демир, смотря ей прямо в глаза.

Анастасия не выдержала и отвернулась. Внутри все оборвалось, и словно холодный ветер вдруг ударил прямо в лицо, пробирая до костей, заставляя съежиться и обхватить себя руками.

— Тогда… Тогда к чему все это было? — весь запал моментально прошел. Осталась только усталость и тупая ноющая боль где-то в области сердца.

— Настенька… — Проклятый сделал шаг вперед, но девушка испуганно отступила, огибая стол, чтобы тот оказался между ними.

— Нет, — грудь часто вздымалась, в глазах плыло. — Не подходи…

Если он подойдет и обнимет, то она не выдержит. Она простит его. Потому что действительно любит. Потому что ей плохо, а рядом с ним всегда становится лучше. Он умеет рассмешить в любой момент, а от его улыбки хочется улыбаться самой.

Мать милосердная, до чего же больно…

Еще один порыв ветра… Эфир, исходящий волнами от фигуры Демира, вдруг начал казаться физически ощутимым. Его искаженная проклятой силой внешность проступила.

Бежать, улететь, испариться. Туда, где не будет любимых глаз, рук, к которым она так привыкла.

Это было мгновение. Порыв ветра превратился в торнадо, в глазах все потемнело. Мир завертелся, унося ее прочь. Стало легче. Стихия поглотила, растворяя в себе. Это длилось бесконечно долго. Она была ветром. Мощным порывом, неудержимой бурей. И не было ничего, кроме бескрайних небесных просторов.

А потом все прекратилось. Она оказалась на берегу широкой речки, рядом с большой заводью. Со всех сторон окружал лес, казавшийся знакомым.

В голове шумело, то ли от вина, то ли от силы ветра. Взгляд зацепился за высокое высохшее дерево. От него остался голый посеревший от времени ствол, да верхние ветки, образующие нечто вроде чаши. Он стоял ровно, гордо, возвышаясь над затоном, а наверху

расположилось огромное гнездо, в котором сидели большие величественные птицы. Белые, с длинными клювами и черными перьями на крыльях.