В Питере отделалась, потому что Черный человек оказался не злом, а благом? Не убить хотел, а от разъяренных фанаток спас?
Теперь, увы, Черного не видно. Некуда бежать. И спасти некому.
Невольно закрывает лицо руками и зажмуривается, от страха приседает почти на тротуар.
Сейчас тяжелые черные мартинсы впечатаются ей в голову, до сих пор гудящую еще от питерского удара.
Сейчас ударят!
Шарахнут по голове, как вчера.
Сейчас…
Первый еще не удар, скорее, толчок, обрушивается на левое плечо. Следом еще несколько разминочных тычков — то ли на ноги ее поставить хотят, чтобы бить было удобнее, то ли заставить поднять голову и опустить руки, чтобы бить в лицо, как намереваются.
— Не убьем, так фотографию попортим, бля!
— Шоб на фотках рядом с ним не красовалась.
Малолетки — хотя почему малолетки, несколько девиц явно старше ее, — обступают кругом.
Даля вся сжимается и ждет вслед за тычками сильных ударов. Глаза зажмурены — ничего не видит. Но в шорохах вокруг что-то неуловимо меняется.
Не открывая глаз, слышит странный звук — как свист стремительно рассекающей воздух плети. Не понимает, что происходит, но приоткрыть глаза и посмотреть боится. Только слышит, как эти свистящие звуки нарастают.
И тут же крик — как вчера в Питере:
— Блять! Линяем!
И топот мартинсов.
Кто-то разгоняет напавших на нее фанаток. И те, чего-то или кого-то испугавшись, убегают от подступов к дому мужа.
Даля потихоньку разжимает веки.
Кто спас ее на этот раз? Снова Черный?
От плотного зажмуривания несколько первых секунд глаза отказываются различать предметы, но голос она успевает узнать прежде, чем кого-то разглядеть.