Театр тающих теней. Под знаком волка

— Impotente, бессилен.

И добавил:

— En busca del anhelo se encuentra el astio. — Поиск желаемого приносит отвращение.

Пять дней все молились. Молились истово. До голодных обмороков. До помутнения в глазах. До самоистязания. С плетями, которыми беременная Королева себя и всех приближенных хлестала.

— Господи, сними проклятие с нашего рода! Господи, Всемогущий, спаси и помилуй! Грехи мои тяжкие искупить дозволь! Прости меня, Господи, что согласилась на этот брак. Прости за кровосмешение! Прости, Господи, рабу твою Марию Анну! Прости, Господи! ПростиГосподи… ПростиГосподиПростиГосподипрости…

В молитвах звала себя именем матери, словно с того света призывая к себе ее силу.

Пять дней как одно непрекращающееся завывание.

Сына! Пошли, Господи, нашему Королю и Королеве сына! Наследника! Пошли нам, Господи, наследника. Наследникапошли… ГосподипошлиГосподипошлиГосподипошлиНаследника…..

Послал.

Родился мальчик.

Родился уродцем.

С большими навыкате глазами. С вытянутой вперед челюстью. С непропорционально большим языком, который во рту не помещался, отчего рот полностью не закрывался.

Красота, бог с ней! Короли не обязаны быть красавцами. Большая, огромная голова на не по годам рослом, но тощем теле никого бы не пугала. Но годы шли, и стало понятно, что единственный наследник серьезно болен. И обижен умом.

Золотуха, лихорадки, бесконечные поносы, когда все кружевные простыни в опочивальне наследника говном засраны. Припадки, когда ребенок начинает биться в падучей и пена у него идет изо рта. Пугливые придворные теперь не к Королевскому балдахину на лишние полшага приблизиться стремятся, как было при короле Филиппе, а, осеняя себя крестным знамением, спешат вон из комнаты срущегося во сне наследника, уже в свои три года ставшего королем.

Сколь не ограждают молодого короля от чужих глаз и нежелательных влияний, продажные охранники не переводятся. Бастард Хуан Карлос в покои сводного брата лазейки находит. И всеми способами внушает Карлу, что тому уже четырнадцать, что он совершеннолетний и должен править сам.

Карл сидит посреди своих игрушек как слон в посудной лавке, как como un oso entre polluelos — медведь среди цыплят. Вместо ума и красоты господь ему ростом отдал — здоровый обалдуй до сих пор играет в бирюльки. Власть, непонятная штука власть, о которой говорит старший брат, кажется такой же желанной, как любая новая игрушка.

— Править буду! — заявляет Карл за обедом.

Суп течет из не закрывающегося рта, придворный с салфеткой с королевским гербом Габсбургов утирать не успевает.

Рта закрыть не может, а туда же — править! И придворные правого крыла, с давних пор стоящие за Бастардом, туда же.

— Регентство завершено! Законный король должен править сам!