Или бывает.
Женя говорит, что Даля славится умением сделать еще хуже, когда кажется, хуже уже не бывает. Сделать ад еще более адовым.
Славится. Притягивает к себе это «хуже худшего».
Оленев не просто поверил своему окружению, столько лет мечтавшему ее сожрать, а немедленно ее уволил, не оставив шанса на исправление ситуации. Фабио Жардин не просто обозвал ее коллекцию дерьмом, ломаного гроша не стоящим, и не просто затеял процедуру «изъятия подделок из мирового художественного фонда» — впереди показательное уничтожение «подделок»!
Всё, на что главный эксперт Мирового фонда поставил клеймо «подделка», подлежит уничтожению. Всё, что она за эти десять лет нашла, попросту говоря, сожгут или отправят в шрёдер. Такова политика Мирового фонда — уничтожать, дабы подделки дальше не портили светлый и чистый мир искусства. И дабы другим неповадно было.
Хуже так хуже! Чтобы ей стало еще хуже, чем «хуже не бывает».
Вот и теперь она, Даля, вместо того, чтобы искать аргументы, еще не испробованные научные методы анализа, привлекать мировые авторитеты, которые круче Фабио Жардина и которым удастся убедить Мировой фонд в подлинности собранной ею коллекции, вместо того, чтобы биться за картины гениев, которым грозит смерть, как за собственных детей, хлопает дверью.
Оленев верит только Мировому фонду. И тем, кто «всё время говорит».
Мировой фонд верит только Фабио Жардину.
Фабио Жардин заявляет, что верит только себе и никому более. «Разве что сами гении поднимутся из могил и подтвердят подлинность своих работ».
Если плохо, пусть будет еще хуже. Совсем невыносимо пусть будет.
Ад так ад!
Как тогда, лет десять назад, когда ей первый раз показалось, что она летит в бездну.
В девятнадцать лет она оказалась почти на улице. Одна.
Расстрел
Савва
Балаклава. 1919 год. Октябрь
Те же костоломы, что сидели с двух сторон от него в машине, ведут Савву вниз, в подземелье. Один из них с совершенно бульдожьей мордой заталкивает его в темную камеру с низким потолком, с крошечным грязным оконцем, набитую людьми — не продохнуть. Закрывает двери на тяжелый засов.
Савва оглядывается по сторонам. Скамеек нет, стульев нет. Ничего нет. Кто может, сидит на полу, кому не удается присесть, тот стоит, пригибая голову — потолки низкие, даже невысокому Савве полностью не разогнуться.
Не снимая синее драповое пальто, в которое весной было зашито ожерелье графини Софьи Георгиевны, что и спасло их с Анной и девочками от голода, садится прямо на пол рядом с закопченной от чадящей лампы стеной. Нащупывает в кармане небольшой пинцет для марок. Машинально начинает рисовать на стене.
ebooksa