–
Кожа бога сна посветлела почти до неестественной серости, глаза не просто засветились, а стали дымиться. Знакомые черты исказились, превращая Руфуса в кого-то чужого. Дикого, одинокого, мрачного. Лишённого присущих нам эмоций.
–
Он смотрел на нас, не узнавая. Переправа чернела. Трава, цветы, деревья, небо, закат и дом вдалеке. Всё сохраняло свои формы, но теряло цвет, становясь серым и чёрным, как если бы пейзаж забыли раскрасить.
Пролетающая мимо стайка птиц испуганно чирикнула, а следом мёртвые тушки попадали на чёрную траву и рассыпались пеплом. Веста с ужасом смотрела, как дом вдалеке идёт трещинами и разваливается на куски. Деревья трещали, сгорая изнутри без видимого огня за мгновения, а затем рассыпались углями.
– Гипнос! Остановись! – хрипло закричал Морос на брата, но тот напоминал гневную статую бога, и я бы не удивилась, начни он превращаться в камень.
Гипнос даже не дышал, его грудь не поднималась и не опадала, он перестал притворяться одним из нас. Воздух никогда не был ему жизненно необходим.
Я заплакала, ощущая боль Гипноса и его гнев. Рядом со мной скрутило Весту. Мы – связанные с Переправой – слышали, как она вопит. Это походило на горе, испытанное на территории Фантаса, но там с каждой выплаканной слезой становилось легче, сейчас же давление нарастало, а отчаяние накрывало волной.
Горло сдавило от страха, но вместе с тем я ощутила облегчение, что мне не придётся решать, как жить дальше без Кая. Потому что жизни дальше не будет.
Мы все оцепенели, когда заходящее солнце взорвалось. Я приготовилась к удару и боли, которая должна была привести к концу. Морос закричал, вскинув руку, и яркий взрыв застыл на середине, замедлился, будто ему удалось задержать время. Микель схватил покорёженный щит Кая, вогнал его в землю, закрывая меня, Весту и Кая.
Микель закряхтел, но выдержал ударную волну воздуха. Я зажмурилась от попавшего в глаза песка. Мойры упали, не устояв под порывом ветра. Остались стоять только братья-боги. Морос не успел задержать первую волну, но ему удалось притормозить губительный взрыв. Звезда у нас на глазах медленно распадалась на осколки, те плавно разлетались, направляясь к нам.
– Пророчество Морфея и Весты! – закричала я. – Что там было?! Танатос говорил о спасении! Значит, есть способ!
– Есть, – сквозь зубы прохрипел Морос и ударил Гипноса кулаком в челюсть.
Тот пошатнулся, и напряжение, гудящее в воздухе, немного спало, но взрыв продолжал медленно шириться.
– Верни солнце, Гипнос! Нам рано умирать, – властно потребовал Морос. Глаза его брата по-прежнему светились каким-то мёртвым, бледным светом, но на лице на мгновение появилось недоумение.
– Гипнос! – позвала я.
Он повернул ко мне лицо, но наклонил голову, словно не понимал услышанного.
– Сделка, – хрипло напомнил Морос мойрам, а его рука, напряжённо направленная в сторону распадающейся на куски звезды, задрожала от напряжения. Он схватился за живот, по лицу время от времени проходила волна болезненного спазма. – Верните его сына!