– Ну, вот она я.
Я знаю, что сейчас веду себя как соплячка, но я пытаюсь дистанцироваться от всего, что испытала прошлой ночью, и я не знаю, как это сделать, кроме как притвориться безразличной. Я была совершенно уверена, что Зандерс будет вести себя так же, поэтому его искренняя озабоченность немного шокирует.
– Что, черт возьми, произошло прошлой ночью? – шепчет он. – Я думал, было здорово?
– Да, было. И когда все закончилось, я ушла.
Карие глаза Зандерса впились в меня с недоумением. Я не пытаюсь заставить его чувствовать себя плохо, но мне нужно как-то защититься. Он получил то, что хотел, как и я. Завтра он займется кем-то новым. Черт, он может даже найти кого-то сразу же, как только мы приземлимся около двух часов ночи.
– Ты жалеешь? – Он спрашивает мягко и негромко, в его тоне слышится нотка грусти.
Проклятие. Почему этот мужчина, который душил и брал меня до потери сознания прошлой ночью, сейчас похож на грустного щенка? Мне даже хочется обнять этого гигантского защитника. Кажется, он более уязвим, чем стремится выглядеть.
– Прости, если мы сделали что-то, чего ты не хотела. Я не хотел…
– Нет, – перебиваю я, качая головой. – Нет, я не жалею.
Это ложь, но не по тем причинам, о которых он думает.
У него вырывается облегченный вздох, он поднимает руку и указательным пальцем аккуратно убирает с моих глаз локон.
– Ты что, издеваешься надо мной?
Рука Зандерса убирается быстрее, чем это можно себе представить, и мы оба поворачиваем головы к Мэддисону, стоящему на пороге между камбузом и остальной частью самолета. Его крупная фигура закрывает нас от посторонних взглядов.
–
Но я не отвечаю.
– Стиви, я в тебя верил, – скулит он.
– Твою мать, иди сядь на место, – встревает Зандерс.
– Он – отстой, да? – продолжает Мэддисон. – Я слышал, у него крошечный член, и он понятия не имеет, что с ним делать. Ужасен в постели.
– Пошел ты, – выплевывает Зандерс, но тут же начинает смеяться.
Я не могу удержаться от хихиканья, зная, что его товарищ по команде, вероятно, видел его в раздевалке, так же, как я видела его прошлой ночью. «Крошечный» – это полная противоположность тому, что у него между ног.