Миля над землей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я ни за что на свете не пропущу этот день.

– Не забудь про смокинг, – напоминаю я Эдди, обвиняюще тыча в него пальцем.

Дресс-код со смокингом был моей идеей. Но к черту все это. Я люблю, когда есть повод принарядиться. Не говоря уже о том, что я чертовски хорошо выгляжу в смокинге.

– Я пришлю тебе счет и за него.

Маленькое кафе под офисом Эдди – моя обычная остановка в среду утром. После наших сеансов я всегда чувствую себя опустошенным. Я беру свой обычный черный кофе с двумя кусочками сахара и продолжаю короткую прогулку обратно в свой жилой комплекс.

Как только я выхожу на улицу, холод позднего ноября пробирает меня до костей, поэтому я натягиваю шапку поглубже, чтобы прикрыть уши. Улицы в центре Чикаго кишат людьми, которым нужно добраться из пункта А в пункт Б, и благодаря господу и тому, что я иду, не поднимая головы, а они слишком заняты, чтобы меня заметить, я остаюсь неузнанным.

Сворачивая за угол в двух кварталах от своего дома, я останавливаюсь как вкопанный, из-за чего людскому потоку приходится меня огибать, поскольку я занимаю много места на тротуаре.

И я застываю на месте, потому что прямо впереди – голова с каштановыми кудрями, впрочем, сегодня они собраны в пучок и обмотаны желтой банданой. Стиви сидит на холодном цементном бордюре, подтянув колени к груди и обхватив голову руками.

То, сколько места эта девушка в последнее время занимает в моей голове, немного напрягает. То, что, я думал, будет интрижкой на одну ночь, превратилось в бесконечную надежду на повторение, но последние несколько недель и несколько коротких поездок, которые у нас были с тех пор, как я увидел ее на наш отложенный Хэллоуин, Стиви держалась на расстоянии.

Это раздражает.

Даже с расстояния в квартал я вижу, как слегка вздрагивает ее спина, а потом она поднимает взгляд и лихорадочно вытирает щеку.

Нет, нет, нет. Я не утешаю плачущих. Поправка: я не утешаю плачущих девушек. Особенно тех, с кем я переспал. Утешение добавляет интимности, от которой я хотел бы держаться подальше, но, очевидно, никто не сказал об этом моим ногам, потому что они помимо моей воли несут меня прямо к сидящей на бордюре печальной стюардессе.

Стиви сидит, уткнувшись лицом в ладони, не зная, что я сижу рядом с ней и задумчиво смотрю в землю. Мои штаны стоят больше, чем недельная зарплата некоторых людей, но вот он я, протираю задницей отвратительный бордюр посреди отвратительного центра Чикаго.

– Ты следишь за мной? – Я толкаю ее плечом в плечо в надежде, что шутка все сгладит, что бы, черт возьми, сейчас ни происходило.

Но этого не происходит.

Стиви отрывает от сложенных на груди рук взгляд покрасневших глаз цвета морской волны. Веснушчатый нос припух и покраснел, а печаль на лице не может быть более очевидной.

– О боже. – Она отворачивается от меня, вытирая нос и щеки рукавом своей огромной фланелевой рубашки. – Уходи. Не нужно, чтобы ты это видел.

– Ты в порядке?

– Ага. – Она делает глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки, по-прежнему от меня отворачиваясь. – В полном порядке.

– Ну, слава богу. Потому что как бы тебе было неловко, если бы я застукал тебя плачущей на обочине.