Миля над землей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну тогда, я думаю, я увижу ее на благотворительном вечере. И вас обоих тоже? – Ее взгляд устремляется на меня.

Конечно, она увидит нас обоих. Неужели она не понимает, что этот вечер – сбор средств для «Активных умов Чикаго», благотворительной организации, соучредителями которой являемся мы с Мэддисоном?

– Подаришь мне танец? – Мой тон кажется слишком отчаянным и полным надежды, но к черту. Так оно и есть.

Она игриво приподнимает бровь, прежде чем сделать встречное предложение.

– Перестанешь нажимать на кнопку вызова стюардессы?

– Видишь ли, мне эти две вещи на самом деле совсем не кажутся равнозначными.

– Насколько сильно ты хочешь потанцевать?

Мои губы приподнимаются в понимающей улыбке. Мой ответ? Чертовски сильно.

Я не отвечаю, потому что не должен этого делать. Она и так знает. Игривая улыбка на ее полных губах говорит мне именно об этом, и то, что она легко касается моего плеча, когда проходит мимо, это подтверждает.

– Сотри эту глупую ухмылку с физиономии, – смеется Мэддисон.

Я продолжаю улыбаться, слишком довольный ситуацией.

– Ничего не могу с собой поделать.

– Ты ведь знаешь, что она тебе нравится, верно? Я не уверен, что ты это осознаешь, но ты знаешь.

С моих губ срывается удовлетворенный вздох.

– Да, знаю.

Через пару часов после начала полета почти все засыпают. Я дремлю урывками, но по большей части бодрствую.

Каким-то образом мой внутренний будильник будит меня всякий раз, когда Стиви идет по проходу самолета, и я открываю глаза как раз вовремя, чтобы насладиться прекрасным зрелищем. Будь то ее потрясающие ягодицы, когда она идет вперед, или ее потрясающее лицо, когда она одаривает меня мягкой улыбкой каждый раз, идя назад.

В любом случае это десять из десяти.

В самолете кромешная тьма, за исключением слабого свечения, исходящего из переднего и заднего отсеков, так что никто не может видеть, что я верчу головой, постоянно осматривая заднюю часть самолета в поисках возможности поговорить со Стиви наедине.

Поговорить.