Когда я закрывала глаза, то представляла себе Гавану такой, какой мне описывала ее бабушка. Но когда открывала их, видела, во что превратилась Гавана за почти шестьдесят лет изоляции. Я была рада тому, что бабушка не узнает, в какой упадок пришел столь горячо любимый ею город.
– Когда-то здесь было очень красиво, – сказал Луис, и его слова удивили меня. Наши взгляды встретились.
– Да. Это нетрудно заметить.
– С каждым годом Гавана стареет все больше, – вздохнул он, переводя взгляд на дорогу. – Мы красим и штукатурим дома, стараемся приводить их в порядок, но работы слишком много.
Все было понятно без слов. Без денег они мало что могли изменить.
– Старая часть Гаваны выглядит лучше, чем другие ее районы. Они сохраняют ее для туристов, поэтому, если вам интересно посмотреть, как город выглядел раньше, у вас будет такая возможность.
Испанцы основали старую часть города в шестнадцатом веке. Из того, что я читала и слышала, я знаю, что Гавана разделена на разные районы, каждый из которых имеет свои особенности. Одной из причин, почему я предпочла остановиться у Анны, а не в гостинице, было то, что ее семья до сих пор проживала в доме по соседству с домом моей бабушки – тем самым домом, где родилось и выросло не одно поколение Пересов.
– Что вы можете рассказать мне о Мирамаре? – спросила я, переводя разговор на район, в котором жила бабушка.
– А что вам интересно услышать? Лекцию профессора истории или рассказ человека, который прожил в этом районе всю свою жизнь?
– Думаю, и то и другое.
– Современная история кубинцев – это в первую очередь история о том, как людям пришлось приспосабливаться. Выживать за счет тех ограниченных ресурсов, которые нам дала великая революция.
Он произнес слова «великая революция» с некоторым осуждением. Наверное, здесь подобное поведение считалось кощунством.
– Мирамар выглядит лучше, чем большинство других районов, благодаря расположенным там посольствам. Некоторые здания требуют ремонта, но в целом все не так уж плохо. Сейчас в Мирамаре проживают многие генералы и высокопоставленные чиновники. Они живут в тех домах, в которых раньше жили приближенные Батисты и самые влиятельные семьи Кубы. – Теперь осуждение в его словах прозвучало более отчетливо. – Вот такой у нас прогресс. Мы избавились от паразитов, и теперь посмотрите, кто занял их место.
Меня удивила прямота его слов и то пренебрежение, с которым он говорил.
– В нашем доме мы открыли ресторан, – продолжал Луис. – Он заполнен туристами из Европы, потому что большинство кубинцев никогда не смогли бы позволить себе обед в нашем ресторане, если бы не субсидии за счет высоких цен для приезжих. Разумеется, высоких для местного населения.
Я слышала о том, что правительство разрешило кубинцам открывать неофициально рестораны у себя дома. У меня был список лучших заведений Гаваны, о которых я собиралась написать в статье, и ресторан под управлением семьи Родригес был в моем списке.
– Ваша бабушка готовит сама?
– В основном да. Мы принимаем каждого посетителя нашего ресторана как члена семьи. С каждым годом ей становится все труднее, но ей нравится угощать гостей. Когда у меня есть возможность, я ей помогаю.
– А ваши родители? Они тоже живут в Мирамаре?
Он не сразу мне ответил. Какое-то время он просто молчал, постукивая пальцами по обтянутому кожей рулю. Он свернул с шоссе на боковую улицу, и перед нами неожиданно возник океан. Вода была идеального бирюзового цвета, как коробочки от Тиффани, а волны, ударяя о берег, превращались в белую пену.