Следующий год в Гаване

22
18
20
22
24
26
28
30

В его ответе я слышу намек на некие семейные разногласия. К сожалению, эта тема мне знакома. Когда речь заходит о семейных проблемах, в разговорах появляются паузы – рассказчику не хватает слов, чтобы передать неестественное состояние разрыва с теми, с кем связан кровными узами. А бывают такие паузы, которые можно увидеть, как пустой стул за вычурным обеденным столом, привезенным из Парижа. Я знаю все об этих паузах – разорванные отношения, брат или сестра, потерянные из-за идеологических расхождений, навсегда разрушенная семья.

Я изо всех сил стараюсь сдержать дрожь в голосе.

– А теперь ты вернулся навсегда?

Я не совсем уверена, какой ответ хочу услышать. Мне будет легче, если он собирается уехать снова – он уедет, и я его больше не увижу.

– Нет. Я приехал ненадолго. У меня есть дела в городе.

Я жду, пока он уточнит, о каких делах идет речь, и поскольку он этого не делает, я продолжаю задавать вопросы.

– Тебе нравится твоя работа? Ты практикующий юрист?

Я почерпнула много знаний из толстых книг, которые изучала под руководством учителей, но я мало знаю о практической стороне жизни. Адвокаты иногда обедают в нашем доме, однако разговор редко заходит об их работе или о других серьезных вещах.

– Да, можно сказать, что моя работа мне нравится, – отвечает он. – Мне нравится помогать людям – по крайней мере пытаться им помочь. Правосудие на Кубе… – Его голос затихает, но я достаточно осведомлена о жизни в стране и понимаю, что он хочет сказать.

О политических проблемах Кубы я узнала преимущественно благодаря гневным крикам и взаимным обвинениям, которые периодически доносились из кабинета моего отца.

Как вы можете оправдывать наш образ жизни? Люди голодают, страдают. Вы построили свое состояние на чужих костях. И не только вы – это касается нас всех.

Впереди группа мальчишек ныряет за монетками, брошенными американскими туристами, их тела покачиваются на волнах, прежде чем исчезнуть под поверхностью воды, в которой, возможно, их поджидают акулы. Дети рискуют жизнью ради нескольких монет.

– Сейчас трудные времена, – говорит Пабло, его взгляд, так же как и мой, устремлен на мальчиков. – Многие из моих друзей несколько лет назад окончили университет и все еще не могут найти работу. Они расстроены, они злятся и сражаются за свое будущее. – Он отворачивается от мальчиков и смотрит на меня. – Я решил на время оставить юридическую практику и сосредоточиться на других вещах.

«Другие вещи» зловеще повисают между нами. Ветры перемен – исходящие от бывших студентов Гаванского университета, которые остались без возможности продолжать учебу, когда Батиста, испугавшись их подрывной деятельности, закрыл университет, – уже однажды ворвались в мою жизнь. Я сделаю себе лишь одну поблажку и проведу с ним только один вечер. Мне не нужно знать все его секреты; я могу притвориться, будто верю в то, что он обычный адвокат.

– Расскажи теперь ты о себе, – говорит Пабло.

– Что рассказать?

– Ты мне тогда так и не ответила. На что похожа жизнь по ту сторону ворот?

Я тихо смеюсь и с облегчением ощущаю, что разговор возвращается к более привычным для меня темам.

– Наша жизнь не настолько завораживающая, как может показаться.

Пабло на мгновение замолкает, его пристальный взгляд становится гораздо более напряженным, чем того требует послеобеденная прогулка по набережной Малекон. Когда он говорит о политике, когда смотрит на меня, я чувствую, как напряжено его тело. Именно эта сила притягивает меня к нему; для меня в новинку быть рядом с мужчиной, которого больше заботит содержание беседы, нежели ее форма. Пабло очень напоминает мне моего брата – у Алехандро такой же уверенный взгляд и такая же уверенность в каждом сказанном слове.